Узнав об этом, Салли буквально кипела от возмущения. Наоми и того хуже — она едва не взорвалась от гнева, удивительно, что форменное платье не разошлось на ней по швам. Весь вечер Салли не спускала глаз с сестры в полумраке хирургического отделения. И продолжала молча смотреть на нее и когда они ужинали в половине десятого, и когда обедали в три часа утра. Салли с Наоми и словом не перебросились. Перевод Фрейд и арест Неттис, как считали сестры Дьюренс, произошли неспроста и связаны между собой. Оба события были настолько непонятны и значительны, что любые попытки их обсуждения казались неуместными и бессмысленными.
— Завтра надо сходить к палатному врачу, — предложила Наоми. — Пойдешь со мной?
— Пойду. Но зачем?
— Взглянуть на его отчет по Фрейд.
В глазах Наоми читалась непоколебимая решимость.
— С какой стати ему показывать нам этот отчет?
— Он понимает, что рано или поздно отчет придется кому-то предъявить. После этого его можно предъявить кому-нибудь из начальства. Вот мы и станем чем-то вроде связующего звена между палатным врачом и начальством.
Казалось, Наоми всерьез считала, что все еще можно исправить.
— Мы же своими глазами видели нанесенные ей травмы, — сказала Салли, надеясь нейтрализовать излишнюю целеустремленность сестры. — И всегда можем заявить об этом, если нас спросят.
— Ты же сама видишь, что к мнению женщин здесь не прислушиваются, разве нет? Оно гроша ломаного не стоит. А вот отчет врача…
— Подумай сама… Он ведь ни за что не согласится. Сто процентов не согласится.
— Тогда придется стащить этот отчет.
— Ну, это уже чистейшее безумие, — сказала Салли.
— Так ты готова пойти со мной? — не унималась Наоми.
Салли не могла не подчиниться — этого требовал давний уговор о дружбе.
— Ладно, — не стала перечить сестре Салли. — Я пойду с тобой.
Если же палатный врач — его можно было отнести хотя бы к числу сочувствующих, — даст им от ворот поворот, это хоть как-то отрезвит неуемную Наоми.
В семь утра на дежурство заступила дневная смена. Салли передала Кэррадайн молодого пациента, которому два дня назад отняли руку, а вчера вечером — пораженную гангреной ногу. Всю ночь сердце его работало с перебоями. Мыслями он все еще оставался на Галлиполи, температура скакала от 36 до 39 градусов. Разговаривая с Кэррадайн, Салли заметила, что у той изо рта плохо пахнет. Плохая еда. Отвратительные зубные щетки. Ставшая привычной тоска. Человек, низведенный до положения раба.
Салли отыскала Наоми, и по продуваемым утренним ветром аллеям вокруг Головы Турка сестры вскоре пришли в инфекционное отделение. Здесь все выглядело лучше — несмотря на полное бездействие полковника. Благодаря упорству медсестер и компетентности врача здесь все же удалось навести хоть какой-то порядок. День ото дня становилось холоднее — долгое южное лето увядало, — число мух неуклонно уменьшалось, а вместе с ним, соответственно, число дизентерийных больных. Проклятьем наступавшего времени года была пневмония.
Войдя в отделение, сестры Дьюренс, двигаясь по проходам между коек, оказались в поле зрения палатного врача. Тот заметил девушек.
— Сэр, как только у вас будет свободная минута… — обратилась к нему Наоми.
Врач встревоженно взглянул на Наоми и Салли.
— У меня таких минут вообще не бывает, — ответил он.
И все же подошел.
— Постараюсь покороче, — заверила Наоми. — Вам известно, что полковник во избежание скандала решил перевести Фрейд в Александрию?
— Фрейд?
— Карлу Фрейд. На которую было совершено нападение.
— Мисс, эти вопросы вне моей компетенции.
— Но именно вы осматривали ее после всего, что произошло. Если бы вы дали мне копию вашего отчета… В нем перечислены ссадины и… все остальное…
— Что? — не понял врач.
— Если бы вы могли дать мне ваш отчет осмотра Фрейд… Копию отчета, — понизив голос, повторила Наоми.
— Младшая медсестра! Вы ведь не мать Карлы Фрейд, насколько я понимаю.
Вид у Наоми был испуганный и злой одновременно.
— Нет, не мать. Но можете спокойно считать ее моей родной сестрой, — прошептала она. — Вы же передали копию полковнику. Так передайте вторую нам.
— Полковник — это одно, а вы совсем другое… Вот что — уходите отсюда.
— Придет время, и вам всем придется несладко, — предостерегла врача Наоми.
— Уходите! — повторил врач. Было видно, что он еле сдерживается. — Уходите, или я буду вынужден вызвать военную полицию.
— Я просто потрясена вашим нежеланием оказать нам профессиональную помощь, — очень серьезным тоном сказала Наоми.
— Убирайтесь вон! — прошипел врач. — Вы точно не в своем уме!
— Сэр, она просит вас об этом из уважения к вам, — вмешалась Салли.
И буквально вытолкнула сестру на улицу. Теперь они стояли, обдуваемые свежим морским ветром. В бледной дымке показалось восходящее отнюдь не с победоносным видом солнце. Хуже всего было то, что Наоми потряс отказ врача. Салли привлекла сестру к себе.
— Я знала, что он на это не пойдет, — тихо проговорила она, чувствуя, как задрожала Наоми. — Он человек порядочный, но солдафон до мозга костей.
Наоми трясло. Казалось, вот-вот она забьется в конвульсиях.