Дочери смотрителя маяка

— Да, да, конечно. — Он перелистывает еще несколько страниц. Я знаю, что он улыбается. — Вот. Повторяющиеся закрученные узоры, нарисованные короткими мазками, синими, индиго и фиолетовыми, с кругами золотого и узкими полосками от света оранжевой луны. Внизу, в долине, находится деревня, у церкви тонкий шпиль, она белая.

Это одна из моих любимых картин по многим причинам, и я могу ясно ее представить из его описания.

— Разве не досадно, что гениальность художника так близка к безумию? — говорю я. — Разве для того, чтобы постичь красоту, Марти, нужна измученная душа? Чтобы видеть и говорить правду?

Я теряюсь, погрузившисьсь в свои мысли, и мы сидим в тишине.

Я поняла, что большинство из нас… мы просто зрители жизни. Те же, кто позволил демонам войти в их жизнь, засыпать и просыпаться с ними, кто позволил шептать им себе на ухо, они — архитекторы жизни, построившие мир таким, каким мы его знаем. Но при этом, а может, и из-за этого, они ходят по тонкой грани между позором и почитанием. Кто решает, когда они перешли от мученичества к таланту, чтобы стать признанными и увековеченными? Когда нам начинает нравиться то, что видят наши глаза и слышат наши уши? Гениальность и безумие. Что порождает что?

Марти терпелив и не подгоняет меня. Он знает о демонах, с которыми я имела дело. И он знает, что мне знакома эта картина.

— Ван Гог, 1889 год. «Звездная ночь», нарисованная в то время, когда он находился в психиатрической лечебнице в Сент-Пол.

Он тихо закрывает книгу.

— Он воспринимал свою болезнь как дар, Элизабет. Использовал ее — ты об этом знаешь.

— Это его убило.

— Да, несомненно. Но нельзя отделить одно от другого. Это сделало его тем, кем он был.

Он берет книгу и кофейную кружку и, встав, направляется к двери, когда появляется Морган.

Он останавливается в дверях, поворачивается ко мне и мягко произносит:

— Это и ее тоже сделало той, кем она была. Ты не должна себя винить. Ты сделала то, что должна была. — А затем в его голос опять возвращается игривость, и он поворачивается к девушке: — Рановато, не так ли?

Он не ждет ответа. Ему не нужно объяснение. Ничего больше не говоря, он, насвистывая, удаляется по коридору.

Морган бросает, как я полагаю, свои сумки на мою кровать, а потом плюхается рядом с ними.

— О чем это он?

— Это наша с Марти игра, — отвечаю я. Не знаю, сколько она слышала из нашего разговора, но уклоняюсь от вопроса. Мне тяжело говорить об этом, особенно теперь, когда Чарли пропал, и мои воспоминания освежились благодаря спасенным с «Танцующей на ветру» дневникам. — Он проверяет мою визуальную память, описывая мне картины известных художников, а я их угадываю. Хочу заметить, что безошибочно. У него еще не получалось меня переиграть. — Я ощупываю стол, стоящий передо мной, пока не нахожу то, что искала. — Я попросила Марти принести тебе кое-что.

Морган берет у меня книгу, быстро пролистывает ее от начала до конца.

— Том Сойер?

— Подумала, что она тебя немного вдохновит на покраску забора, — говорю я шутливым тоном. Возможно, она не понимает моего юмора.

— Хм, спасибо.

— Пожалуйста.

Книга приземляется на кучу ее вещей.

— Ну что… — Она позволяет словам повиснуть между нами в воздухе, надеясь, что я подхвачу.

Она пришла рано. Мы не планировали сегодня читать, и мне интересно, что подвигло ее прийти.

— Ну что? — говорю я в ответ.

— Видимо, я рано.

— Видимо.

— Поэтому я подумала, что мы можем продолжить с того места, где остановились.

— Да, да. Полагаю, что можем.

По моим расчетам сейчас она должна быть в школе. Возможно, она ищет здесь что-то, чего не найдешь в кирпичных стенах в компании детей, толкающихся в коридорах и классах, в своем придуманном обществе, испытывающих давление будущего, в то время как их юность все еще так легко парит над ними. Впрочем, это мои домыслы, и не мне судить, что и как там происходит.

— С какого, еще раз, года начинается следующая книга?

Она уже взяла стопку дневников и разворачивает ткань. Она кладет их на стол рядом со мной и выбирает один, сбрасывает ботинки, которые с двойным глухим стуком падают на пол, и устраивается на моей кровати.

— Он датирован 1930–1933 годами.

И мы начинаем.