- У тебя есть право выбирать. И есть время, – уж находящейся на смертном одре Кадма себя явно не чувствовала! – Если передумаешь, всегда можешь бросить и учебу и организацию. Никто не удержит силой человека, у которого просто не лежит душа… Перебираешь возможности – так просто учти, что эта возможность у тебя тоже есть.
Проигнорировав первой вскочившую и попытавшуюся помочь Лору, женщина встала, опершись на узловатую трость, и, чуть обернувшись, посмотрела на сидящую Корнелию сверху вниз.
- Удержать силой, когда не лежит душа, – пробормотала девушка, явно думая вслух.
- Некоторые люди держат себя сами. Находят разные оправдания, обвиняют других… но, как правило, у всех таких людей бывают собственные, порой непонятные даже им самим, но все же мотивы удерживать… лишнюю тяжесть. Неприятные вещи тоже порой кажутся совершенно необходимыми. В жизни… и счастье, и несчастье мы выбираем себе сами. Надо только признаться себе в этом.
- Да, – еще сильнее понизив голос, согласилась Корнелия.
На какое-то время в оранжерее воцарилось молчание, только едва уловимый шелест многочисленной листвы немного нарушал тишину.
- Я учту, – Корнелия тоже встала. На каблуках девушка оказалась чуть выше Кадмы ростом. – но я принимаю только те решения, в которых уверена стопроцентно. Я обязательно Вам отвечу… И спасибо.
========== Корнелия ==========
Калеб сидел за ее столом, скользя взглядом по развешанным на стенах фотографиям и спортивным наградам, по коллекции игрушечных котят, украшающей комнату и пышно разросшимся цветам на подоконнике. Прямо перед ним на столе, свесив вниз пушистый хвост, дрых черный кот Наполеон, меховым шариком закрыв от посторонних взоров любимое фото Корнелии, стоящее в рамочке на письменном столе: они с Питером незадолго до его переезда. Девушка хорошо помнила тот день – как раз тогда он и решил посоветоваться с ней. Питер вообще не особенно-то хотел уезжать, быть может, ее мнение и стало решающим.
Все абсолютно уверены, что Корнелия должна сама принимать решения, даже неприятные, и Питер в том числе – а сам-то! Впрочем, единственный случай, когда она предоставила право решать кому-то еще, теперь стал не самыми приятными воспоминаниями.
– Ты ведь тогда остался бы, если бы я попросила об этом, – устало плюхнувшись прямо на ворох одежды в кресле, тихо сказала Корнелия. – остался бы, чтобы мы оба вскоре серьезно об этом пожалели.
– Я видел сон… мне не оказалось места в этом мире, – задумчиво разглаживая пальцами лист «лианы», разросшейся до такой степени, что вся стена казалась окутанной причудливым зеленым ковром, проговорил Калеб. – потом я часто думал об этом. Галгейта, Альборн и Мирадель – многие чужаки сумели, если не найти свое место, то, во всяком случае, научится жить в этом мире, а меня не оставляла уверенность, что именно я не смогу. Не в том смысле, что вообще не смог бы… скорее, что мне здесь не место.
Она думала… думала практически о том же самом. Калебу на Земле будет даже труднее, чем Оруби когда-то, еще более неподходящее у него представление о жизни и собственной роли в этой жизни. И ведь помощи не примет. Даже от Корнелии… ОСОБЕННО от Корнелии – это было бы последним гвоздем в крышку гроба его самоуважения.
– Так ты решил вернуться ко мне? Или просто понял, что в Мередиане тебе нет места, по крайней мере, такого, которое ты счел бы достойным себя, тоже?
«Я пришел к тебе»
«Ты слишком долго шел»
Но Калеб молчал.
– Прости, – уставившись в потолок, пробормотала девушка. – я не должна была сваливать ответственность и принятие решения на одного тебя, а потом с мазохистским наслаждением разыгрывать жертву. Тебе должно было быть гораздо тяжелее… я ведь собиралась сказать практически то же самое, но не успела решиться, а услышать… услышать такое было совсем не тем же, что думать самой. Уязвленное самолюбие. И ты был абсолютно прав. Мы оба любили несуществующие идеалы. Стоило узнать друг друга немного ближе – и эти идеалы просто развеялись. Если бы ты сказал мне все это хоть немного иначе… но откуда у тебя было взяться опыту в том, как оставаться друзьями, верно? Но ведь и я была всего лишь маленькой девочкой, которая исключительно по наивности считала себя взрослой и умной. Глупое оправдание, верно?
– Я не верю, что ты изменилась.
– Людям свойственно меняться. Я повзрослела, Калеб. И больше не играю в куклы. Трудно решиться выбросить или отнести в гараж игрушки, каждая из которых была когда-то живым одушевленным существом, – Корнелия широким жестом обвела полки с котятами. – трудно с ними расстаться, но уже очень давно я вижу в них уже только игрушки – и ничего больше. Немножко грустно, но детство имеет обыкновение заканчиваться.
Она повзрослела. Вот только Калеб ни капельки не изменился за эти годы…
– Значит, я тоже игрушка? Просто сентиментальное воспоминание из детства, которое жалко выбросить – и только? Зато можно преподнести в подарок подруге, которая чуть дольше продолжала чувствовать себя ребенком – только вот принцессы, как выяснилось, предпочитают, чтобы им дарили более красивых кукол!