Дочери войны

– Хорошо, возьми одно. Посмотри на свой походный гардероб с точки зрения практичности. И не забывай: ночью в горах бывает холодно. Потом я постараюсь переслать тебе еще что-то из одежды.

Казалось, Флоранс смирилась с ситуацией. Наконец-то младшая сестра прекратила витать в облаках и обрела крупицу здравого смысла вместе с житейской мудростью.

Элен аккуратно сложила все, что сочла необходимым для дороги: платье, шорты, блузку и смену нижнего белья. Достав старую полотняную сумку, она принялась укладывать туда одежду. Затем добавила полотенце, кусок мыла, зубную щетку и щетку для волос.

– Теперь реши, что ты наденешь в дорогу.

Флоранс быстро заморгала. Вид у нее был страдальческий, словно только сейчас она поняла неизбежность отъезда.

– Дорогая, я тебе очень сочувствую. Но ты сама понимаешь…

Флоранс шумно сглотнула и взяла в руки свое любимое платье с красно-голубым узором.

– В сумке у тебя уже лежит одно, – осторожно напомнила ей Элен. – Я бы советовала тебе надеть брюки.

– Ну пожалуйста.

Элен вынула из сумки шорты, заменив их темно-синими брюками.

– Устраивает? Во всяком случае, они будут с тобой.

По щеке Флоранс скатилась слезинка, которую она тут же смахнула.

– Что я скажу маман? Придется рассказать о появлении Фридриха.

– Да. Ты ей расскажешь.

– Она сильно рассердится. Ей не понравится, что мы узнали правду.

Элен задумалась над словами сестры. Возможно, их мать испытает облегчение. А может, придет в замешательство. Зная Клодетту, нельзя было исключать, что она станет все отрицать или придумает какую-нибудь полуправду. Как-никак, она столько лет потчевала дочерей ложью и обрекла себя на жизнь, совершенно неприемлемую для ее натуры.

– О чем ты думаешь? – спросила Флоранс.

– О том, что нашей матери будет нелегко.

– Но если не рассказывать о чем-то важном, что затрагивает других, это все равно ложь. Согласна?

– Обман умолчания. Да. Но если принять ее точку зрения… возможно, она думала, что так будет лучше для всех. Не забывай, правда способна ранить.

– Элен, а ты сама что чувствуешь по этому поводу? Ты же видела, как она рвала на себе это красное платье.

– Мне не по себе. Мне грустно. Иногда я злюсь, особенно сейчас, поскольку та история означает… – Она замолчала.

– Поскольку та история привела к моему отъезду.

– Да.

Сестры посмотрели друг на друга.

– Элен, не надо печалиться. Все решено правильно. Я это поняла. А знаешь, пока буду с маман, я расспрошу ее и про нашу тетку Розали. Она же нам никогда не рассказывала, куда исчезла ее сестра.

– Семейные тайны?

– Вот именно. Когда я выйду замуж, то всегда буду честна.

– Думаю, еще важнее делать правильный выбор, включая и мужчину, за которого выходишь.

– Беда в том, что мы не всегда знаем, какой выбор правилен. Голова говорит мне одно, сердце – другое. Кого тут слушать?

Интересный вопрос. А она сама кого слушала? Элен знала, как чертовски тяжело быть честной с собой. Столько лет она заменяла сестрам мать, и эта роль стала определять ее личность. И теперь, выпуская Флоранс из-под своего крыла, она чувствовала боль. Отъезд младшей сестры был началом свободы для всех трех, но, когда больше не знаешь, кто ты, свобода способна испугать.

– Элен? – допытывалась Флоранс. – Так сердце или голова?

– Мой здравый смысл подсказывает, что нужно слушать обоих.

– А я, наверное, всегда буду слушать сердце.

Элен склонила голову набок и посмотрела на сестру:

– Знай, ничего из случившегося не изменит моих чувств к тебе.

– Знаю. Спасибо.

Элен протяжно вдохнула, взяв себя в руки.

– Давай закончим сборы.

Они забыли, что понадобится теплая вещь, и Флоранс полезла в ящик комода за желтым кардиганом.

После сборов сестры уселись поесть. Флоранс сварила чечевичный суп и приготовила небольшую миску зеленого салата. Потом она повела Элен в сад и рассказала, где что растет, что можно собирать постоянно, а что до поры до времени оставить в покое. Флоранс показала, чем всходы отличаются от взрослых растений, дала советы по борьбе с насекомыми-вредителями и объяснила устройство потайного погреба.

– Я буду скучать по своим козам и курам, – призналась Флоранс, глаза которой были на мокром месте. – Элен, я так не хочу уезжать.

– Дорогая, я понимаю твои чувства.

– Здесь мой дом.

Элен закрыла глаза. Она понимала: любые слова сейчас бесполезны. Всхлипнув, Флоранс отправилась к себе в комнату: мол, она должна оставить письменные инструкции, иначе они всё перезабудут.

Элиза вернулась к ужину. Элен настояла, что сегодня сама его приготовит. Кушанье было простое: жаркое из овощей и лимской фасоли. Однако ей недоставало кулинарной магии Флоранс. Жаркое получилось съедобным, но есть особо не хотелось никому.