Дочери Волхова

Девушке нечего делать в переговорах перед возможной битвой, но в лице сестры он увидел нечто необычное – отрешенность и вместе с тем уверенность, внутренний свет, словно поднимающий ее над всем земным. Что-то подобное он уже видел… когда она стояла на вышитом полотне перед жертвенником, с золотым ожерельем на груди, а племя словеничей воздавало ей почести, как своей богине. Сейчас не было ни вышитого полотна, ни золотого ожерелья – на ней была простая свита из толстой шерсти, крашенная мареновым корнем и обшитая тонкими полосками желто-золотистого шелка. Ветер трепал ее рыжие волосы, задувал тонкие прядки в глаза, и она отводила их рукой, чтобы не мешали смотреть, – девичью тканку девушка уже не носила, а женского убора ей еще не полагалось. И все же божественное сияние оставалось с ней, и ее сходство с Яромилой показалось Велему заметным, как никогда раньше.

Со стороны озера шли дождевые тучи, синевато-серая стена придвигалась все ближе. Порывы ветра несли запах влаги, тревожили, заставляли невольно думать об укрытии. Вдали над берегом вспыхивали молнии – будто дерево белого золота вдруг вырастало между землей и небом и тут же исчезало.

Велем, Белотур, Дивляна и десяток воинов двинулись вдоль берега, туда, где высадились плесковичи и где сквозь кусты угадывалось движение.

Выйдя из-за развесистых ив, ладожане увидели плесковичей уже совсем близко, в паре десятков шагов. Здесь тоже были два воеводы со своими людьми. И, глянув туда, Дивляна невольно ахнула – узнала самого князя Судислава. Второй, рыжебородый, был знаменитый воевода Рощень, много раз одерживавший победы над варяжскими находниками.

– Князь Судила! – Велем узнал его в тот же миг. – Сам приехал. Вольги-то не видишь? – Он обернулся к сестре, но она, побледнев еще сильнее, покачала головой.

Ей казалось, появись сейчас перед ней Вольга – сердце не выдержит и разорвется.

– Понятное дело! – заметил Гребень, тоже в шлеме, непривычно чужой и суровый. – Их же двое в роду, а князь Судила не дурак, чтобы обоих в одну битву вести. Оба полягут – Плесков изборским князьям достанется. Видно, Вольгу дома оставил.

Сблизившись шагов на десять, ладожане и плесковичи остановились, выжидательно разглядывая друг друга. Князь Судислав был далеко не молод. Его первая семья со взрослыми сыновьями и двумя маленькими внуками погибла лет двадцать пять назад во время варяжской войны, когда захваченный врагами Плесков сгорел вместе с последними защитниками. После этого он взял молодую жену, от которой и родились Вольга и Любозвана. Самому ему перевалило за шестьдесят. Это был высокий худощавый мужчина, сам из варягов по матери, что сказывалось в его продолговатом лице с высоким и широким лбом; впалые щеки, резко очерченные, обтянутые кожей скулы, густые косматые брови, пристальный взгляд глубоко посаженных глаз придавали ему суровый и непримиримый вид. Сын и дочь его оба уродились в свою красавицу мать и с отцом не имели никакого сходства. На грудь, затянутую кольчугой, спускалась длинная узкая борода; прежде светловолосый, теперь князь Судила совсем поседел.

Взгляд, которым он окинул Велема, Белотура и Дивляну, стоявшую между ними, сразу сказал им, что ради этой встречи он и явился сюда и ничуть не удивлен, обнаружив этих троих вместе.

– Здоров ли ты, Судислав Володиславич? – Велем, видя перед собой человека старше годами и более высокого рода, поклонился первым. Двое других поклонились тоже: Белотур – с достоинством, а Дивляна – с тайным чувство вины. – Не на лов ли ты собрался с дружиной? Что же за дичь думаешь бить?

– Здравствуй и ты, Велемысл Домагостич, – ответил князь Судила. – И добрые люди, что с тобой. Собрался на лов я, это ты верно сказал. Добыть думаю белу лебедушку, что сын мой подстрелил, да лихие люди отняли.

– Не в своих угодьях сын твой охотился, – ответил Белотур, и теперь на его лице не было привычной улыбки. – У другого ловца хотел он добычу перенять, что за лебедь белую честно выкуп дал. За такие дела кровью платят, а твой сын невредим ушел. За то ему и благодарить бы богов, чуров и род Домагостев, что по старой дружбе ему обиду простить хотел. А ты, муж годами старый и летами умудренный, из своей же вины новую вражду раздуваешь.

– Сына моего обиду не спущу, хоть и стар я! – с гневом ответил князь Судила. В молодости такой же пылкий и упрямый, как Вольга, с годами он научился сдерживаться, но сердце его кипело. – Лучше в битве паду и к дедам отправлюсь с честью, чем допущу, чтобы род мой обидами позорили!

– Хоть бы о роде своем порадел, Судиславе! – добавил Велем. – Двое вас всего с Вольгой осталось – падете оба, и что с Плесковом станет? Кому достанется?

– Лучше роду погибнуть, да честь сохранить, чем в позоре жить! Ты, Велеме, женился, я вижу? – Князь Судила окинул взглядом более длинную рубашку собеседника и молоденькую бородку, которую тот теперь получил право отпустить. – Может, и детей родил? Нет еще?

– От молодой жены после свадьбы через пятерицу уехал. А жена моя – Вышеславна, Остроборова внучка. Так что мы родней крепки, угроз не побоимся.