– Витонегова матушка, Доброчеста Гостивитовна, была сестрой моей бабки Благочесты, младшей Гостивитовой дочери. Бабка твоя – моей бабки сестра, а ты мне сестра троюродная. Да ты совсем плоха, родная моя, себя не помнишь. – Добролюта опять положила руку ей на лоб и покачала головой. – Как же занесло тебя сюда, в такую даль от рода, да еще больную! Простыла?
– Простыла… На реке продуло…
– Где же твои все?
– В Ладоге…
– А эти кто? – Добролюта оглянулась.
Дивляна с трудом повернула голову и проследила за ее взглядом, брошенным на Невера и Загора. Оба парня стояли рядом и вид имели недоуменный и растерянный – им велели охранять невесту княжича, но не могли же они драться с женщиной. В глубине души они даже радовались появлению Добролюты и трех ее товарок, собиравших возле реки порез-траву. Видя, что Дивляне снова плохо, оба парня отчаянно боялись, как бы она не умерла у них на руках, но чем помочь, не знали.
Три незнакомых женщины сидели на земле, отдыхая среди охапок порез-травы. Две были тоже средних лет, одна – старуха в черной поневе в крупную клетку. Белые соцветия источали резкий запах, заполнивший всю поляну. Свою добычу травницы заворачивали в полотно, точно так же, как это делали ладожские женщины.
– А эти… из Плескова, – сбивчиво ответила Дивляна, не зная, что говорить. – Это жениха моего товарищи… А сам он в Словенск поехал, к сестре…
– Чего же тебя с собой не взял? – Добролюта смекнула, что парень и девушка из разных родов, которые путешествуют вместе в недолгом времени после Купалы, могут быть только беглецами, решившими жениться «украдом». – Или боится родичам на глаза показаться?
– Ну… – Дивляна опустила веки и замерла.
Голова была очень тяжелой, разговор давался с трудом.
– Вот что! – Добролюта решительно встала. – Вы, ребята, поднимайте девушку, а ты, Тишанка, приведи-ка челн сюда поближе. Заберем ее к себе. И родню мою не годится в лесу бросать, да и лечить ее надо. Тут пропадет.
Невер с Загором переглянулись, но возражать не стали. Дивляна очень нуждалась в помощи и лечении. Загор, как более сильный, поднял девушку на руки и вслед за женщинами пошел к берегу. Там неподалеку стояли три челна, на которых те приплыли, и в один из них, самый большой, Добролюта велела положить Дивляну. Не забыв и собранные травы, все разместились и поплыли вдоль берега к устью Волхова, вытекавшего из Ильмерь-озера неподалеку отсюда.
Не доезжая до устья совсем немного, меньше версты, увидели Словенск – обширное поселение, вытянувшееся вдоль мелкой речки Прость. Остатков сознания Дивляны еще хватило, чтобы обеспокоиться: не стоило бы ей показываться в такой близи от Вышеславовых владений! Здесь ее видели и могут узнать! Но она была слишком слаба, чтобы возражать. Помощь и уход ей жизненно необходимы, она лежит на дне челнока, может, никто ее и не заметит.
Но челны прошли мимо Словенска и пристали в полутысяче шагов от него – возле святилища Перынь.
В святилище Перыни Дивляна была один раз, во время той самой свадьбы. Тогда здесь на всех жертвенниках и во рву пылали огни, толпилось множество народа, жрицы ходили в нарядных срядах, одна, помнится, даже с медвежьей личиной и в медвежьей шкуре… Но никого из служительниц Перыни Дивляна не запомнила – уже тогда она больше оглядывалась на Вольгу. Если бы ее мысли не были заняты им, она непременно обратила бы внимание на этих женщин, тем более что они в родстве. Но отношения между словенскими и ладожскими потомками старого князя Гостивита, с равными правами претендующими на его наследие, были прохладными, и до той свадьбы Дивляна никого из Вышеславовой семьи даже в лицо не знала. Но и сейчас она не могла как следует разглядеть Добролюту, приходившуюся ей на самом деле не троюродной сестрой, а троюродной теткой, – голова болела, веки были тяжелыми, свет резал глаза. Часто нападали приступы кашля, от которого болело в груди и сердце колотилось так, будто сейчас лопнет. Добролюта, сама орудующая веслом, посматривала на нее с тревогой.
В челне Дивляна не то заснула, не то впала в забытье и теперь не знала даже, долго ли плыли. Загор, снова подняв больную, понес ее куда-то. Очнулась она уже у него на руках. Довольно быстро принесли в какую-то избу и уложили на лавку. Это было жилище перынских жриц: несколько избушек у подножия холма.