Дочка людоеда, или приключения Недобежкина

Недобежкин снова понадеялся на свой бич и что было сил хлестнул им по двери. Железная дверь с грохотом, как от взрыва бомбы, вылетела наружу. Четверка беглецов оказалась в Горловом тупике. По удивительной случайности дружки Зверева, у которых сорвался план похищения Чумы с помощью Москвича, спешно готовили новую операцию и как раз в этот момент на краденой „Волге" стояли напротив жилого дома, закрывающего вид на Бутырскую тюрьму со стороны Горлова тупика. Еще одна „Волга" без шофера стояла рядом.

— Ворон, гляди! Это же Чума! — воскликнул сидящий за рулем здоровяк с лысым черепом. — Ну, Москвич, вот это технарь. Как все подстроил, а нас водил за нос.

Чума, узнав лысого, метнулся к машине. На мгновение он обернулся к Недобежкину:

— Где бы ты ни был, скажи только два слова: „Чума Зверев", и я, если буду жив, тебе умереть не дам.

Чума скрылся в первом автомобиле, решив, что второй автомобиль принадлежит Недобежкину. Бандиты исчезли за углом.

— Аркадий? — Выпученными глазами пробуравил аспиранта Петушков. — Что мы наделали, ведь мы же выпустили из тюрьмы бандита?

Шелковников, продолжая сжимать бутылки, крикнул:

— Аркадий Михайлович, бежимте! Скорее, а то хуже будет!

Троица побежала вдоль Горлова тупика и выскочила на Новолесную улицу к железной дороге. Здесь на мосту кольцевой окружной дороги друзья попытались отдышаться.

— Бежим! — оглянувшись, истошно завопил Шелковников.

В конце переулка Недобежкин увидел трех кавказцев. Дальше бежать было некуда. Под их ногами громыхал состав пассажирского поезда.

— Прыгай! — приказал Недобежкин Шелковникову.

— Не могу! — умоляюще взглянул юный бомж.

— Прыгай! — сверкнул глазами аспирант.

— Не могу! — выпучил глазки несчастный молодой человек.

— Прыгай! — еще злее приказал Недобежкин.

— Бутылки разобью! — пояснил Шелковников.

— Прыгай, идиот!

Шелковников бросился с бутылками на крышу проходившей внизу электрички и, перекувырнувшись через голову, сохранил целыми две похищенные в кавказском ресторане бутылки.

— Целые! — воскликнул он, увидев перед собой два стеклянных сосуда. — Значит, и я живой. Живой.

Недобежкин и Петушков прыгнули на крышу соседнего вагона, Петушков чуть было не сорвался с крыши, но аспирант успел поймать его кнутом, который, почему-то не проявив своих испепеляющих свойств, словно змея, обернулся вокруг тела аскета и втянул того на крышу. Когда преследователи вбежали на мост, последний вагон пронесся под ними. Пистолетных выстрелов из-за грохота электрички друзья уже не расслышали. Они были спасены.

Глава 16 „ИХ РАЗЫСКИВАЕТ МИЛИЦИЯ"

Через пятнадцать минут беглецы стояли на площади перед Рижским вокзалом. Петушков молча таращился большими синими глазами на Недобежкина и никак не мог вернуть себе дар речи. Сумочка, которую он бережно держал в руках, была изрешечена картечью.

— Книжечки, Аркашенька! Посмотри, что с ними стало! — вдруг запричитал Сергей Сергеевич и сам обрадовался, услышав свой трясущийся голосок. Но, главное, он мог снова говорить.

— А этим хоть бы что! — с торжеством заявил Витя. — Во дают! Я об вагон так спиной приложился, думал, костей не соберу, а им хоть бы что!

— Смотри, Аркаша, с Иоанном Златоустом что сделали. Смотри. — Петушков раскрыл фолиант и из серединки достал трясущимися пальцами обрубок металла. — Ив милицию за явить нельзя, они нас точно ухлопают. Что же теперь с нами будет, Аркадий, мы же тюрьму разгромили, арестантов выпустили, человека убили, а может быть, даже нескольких! — Петушкова, только что радовавшегося спасению, обуял ужас.

Недобежкин наморщил лоб, не слушая постника и нестяжателя. Он вспомнил, как алым пламенем вспыхнули и сгорели под ударами его кнута двое из преследователей. Опять он невольно стал убийцей.

„Не убий, не убий!" — я нарушил главную заповедь, — мучился он про себя страшным вопросом. — Но я же не виноват! Они хотели нас убить, я только защищался". — „Виноват, виноват, — твердила его совесть. — Ты, когда полез в этот ресторан, уже понимал, что может случиться и такое. Вот оно и случилось. Ушел бы, когда они тебя просили подобру-поздорову, а ты нарвался на „спецобслуживание" и теперь стал убийцей…"

— Аки львы рыкающие! Аки львы рыкающие! — причитал Петушков, вспомнив кавказцев. — За что они нас? — наконец услышал Недобежкин слова друга.

— За то, что сунули нос, куда не следует, вот и получили „спецобслуживание".

— Как ты их гранатами, гранатами! — восхитился Витя, представляя, как живописно он будет докладывать Дюкову о проделках Недобежкина в ресторане и тюрьме. — Я думал, нам конец! А нам — хоть бы что. И в тюрьме опять как дал, как дал — во здорово, аж стены рухнули. Чуму Зверева освободили, самого Чуму Зверева!

Не чуждый артистизма бомж все больше и больше проникался верой во всесилие своего господина, считая его одним из главарей преступного мира, он даже дерзнул назвать его в припадке верноподданнических чувств на „ты", но понял, что этого, пожалуй, по той субординации, которую он правильно учуял с самого начала, делать было нельзя.