Дочка людоеда, или приключения Недобежкина

— Эх, мне бы твои года, я бы за учебу взялся. Ветер у тебя, Волохин. в голове. Обладательницей преступной поступи оказалась прилично одетая старушка с веником под мышкой и с цепью наперевес в левой руке. Маркелыч заколебался, он знал, что в квартире номер девяносто один проживают две старушки, и решил, что это одна из них, однако цепь в ее руке показалась ему подозрительной, шаг ее был какой-то особый, даже не преступный, а…,Дай Бог памяти, у кого-то я уже слышал такой шаг. — задумался Маркелыч, — точно, точно, в деревне, мальчишкой, у старухи Аграфены, нашей деревенской ведьмы, я подметил такой шаг. Да не она ли, ведьма проклятая, каким-то хитрым образом научила меня в шагах разбираться?"

Старушка между тем уверенно достала из кошелки ключ и как ни в чем не бывало вошла в дверь.

„Если она чужая, зверюга ее слопает!" — решил Маркелыч, прислушиваясь.

Ни истошного старушечьего визга, ни звериного рыка не раздалось. Тем не менее отставной оперативник, памятуя о своей прошлой неудаче, на всякий случай спустился к самой двери. Если бы старушка осталась в квартире чуть дольше, все было бы в порядке, но она вышла тотчас, ведя на цепи рыжего пса в ошейнике, в левой руке она, помимо веника, держала еще и сумочку Ангия Елпидифоровича, в которой жалобно мяукала кошечка, плененная жестокой старухой.

— Ваши документы, гражданка! — заученно грозным голосом рявкнул Тимофей Маркелыч, чувствуя себя лет на двадцать моложе.

Старушка аж вздрогнула от неожиданности. Пес вырвался у нее из рук и, гремя цепью, бросился бежать на чердак.

— Чтоб тебе провалиться, старый дурак! — взвизгнула Агафья, и, страшно исказившись лицом, бросилась на милиционера.

Маркелыч почувствовал, как у него подкашиваются ноги, и, сам не зная почему, затараторил молитву, которой его научила мать:

— От ведьминого сглаза, от порчи-проказы, от беса-юдола спаси и помилуй, угодник Никола! Агафья, как только он прочитал молитву, отпрянула от него.

— Хрен старый, заговоры знаешь! — взвизгнула старуха. — Тогда на, получай!

Она взмахнула своим веником, желая нанести Маркелычу в голову смертельный удар, но тот ловко подставил под веник свою клюку, отбил удар в сторону. Веник ударил по перилам лестницы, переломив их, словно это был не веник, а секира.

— И палка у тебя из ясеня! Неужели из Ахиллесова копья? Вот старый хрыч, где ты этот посох украл? — провизжала Агафья, узнав клюку и нанося по Маркелычу веником град ударов, но тот ловко отбивал их своей палкой и даже, зацепив ручкой своей клюки сумочку, вырвал ее из рук старухи. Из сумочки выскочила черная кошка и юркнула назад, в незапертую дверь квартиры.

— Отдай сумку! Отдай сумочку, старый дуралей! Тебе это так даром не пройдет, ты у меня в огне сгоришь и в воде потонешь! Мент проклятый!

— Так ты еще и рецидивистка?! Ведьмино отродье! Я думал, вас всех советская власть повывела, а вы, значит, по чужим квартирам сшиваетесь, чужих собачек уводите. Я тебя привлеку по двести шестой! Хулиганка!

Маркелыч начал читать новое заклятие против нечистой силы, оказалось, что все, чему его научили бабки, еще когда он был мальчишкой, и о чем совершенно не вспоминал всю жизнь, всплыло в этот миг.

— Трава-мурава, расстелися, как скатерть,

От ведьмы спаси нас, Пречистая Матерь!

Агафья от этих слов забилась в истерике и бросилась бежать вверх на чердак, как слепая, натыкаясь на углы и стены. Лицо и фигура ее при этом стали быстро преображаться, и она обернулась молодой девушкой в украинском платье.

— Лукерья?! — воскликнул Тимофей.

— Тимоша! Ты меня узнал? — воскликнула дивчина.

Маркелыч от удивления Перекрестился, и это спасло его.

— Дак Лукерья-то теперь уж старуха, как и я. Ах ты, ведьма, дурачить меня взялась!

Ведьма снова стала наступать на него, принялась носиться по чердаку, созывая рати нечистой силы. Над Маркелычем закружились полчища летучих мышей, завизжали и запрыгали черные коты.

— Ты отсюда живым не вырвешься! — кричала бесовка.

— И не в таких переделках бывали. Нехай креста на мне нету, а я человек крещеный. Чем бы тебя, как черта ладаном, выкурить? Но ничего святого под рукой не было.

Тут Маркелыч вспомнил про партбилет, с которым никогда не расставался и который был для него святыней. Нащупав красную книжицу в кармане, он торжественно достал ее и, как дьяк на клиросе, начал творить партбилетом крестное знамение.

— Во имя отца, сына и святого духа! Да сгинет вся не чисть! Отрекаюсь от тебя, Сатана, во веки веков!

И сотворилось чудо: беснование на чердаке стихло. Агафья с перекошенным злобой лицом вскочила, словно в седло мотоцикла, на веник и, хотя не так быстро, как на помеле, и вовсе не с такой скоростью, как в ступе, взмыла в небо.

Маркелыч с удивлением уставился на свой потрепанный, засаленный партбилет.

Вдруг Агафья снова влетела н слуховое окно, соскочила с веника и бросилась к старому милиционеру, замахнувшись веником, который в зависимости от обстоятельств служил ей то летательным средством, то смертоносным оружием боя, и как булавой нанесла удар.