Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]

Маркелыч, по милицейской привычке сняв с Карасика словесный портрет, с веником под мышкой и шайкой в руке, бодро отправился в парную, где его уже поджидали двое, чтобы наконец-то расправиться с ним именно в тот момент, когда бравый оперативник был безоружен: и партбилет, и клюка были оставлены в раздевалке под присмотром банщика.

— Гражданин! — раздался сзади предостерегающий голос.

Карасик, у которого был наметанный глаз фотографа, даже в голом виде сразу же узнал одного из действующих персонажей драмы в «Архангельском», где на нескольких снимках запечатлел богатырского вида старика, наносящего удары клюкой.

— Там сегодня невыносимый пар. Два хулигана, говорят, засели с утра в парилке и держат такой пар, что все разбежались. Вам по возрасту опасно, гражданин!

Маркелыч при слове «хулиган» оживился и, не прислушавшись к совету подозрительного гражданина, наставительно пробурчал в ответ:

— Стариковский холод из костей иным паром не пробрать, сынок! Спасибо, что предупредил. А хулиганов мы не боимся.

Побожий открыл дверь в парную и словно попал в самое настоящее пекла Никого не было на ступеньках парилки, только наверху, в юту бах густящего марева, похохатывали две фигуры.

— Ишь ты, кого-то принесла нелегкая! Ба, да это ж мой сосед, Тимофей Маркелыч! — обрадованным фальцетом зачастил «сосед» — тощая личность с пронзительными глазами, похожими на две чадящие головешки. — Здравствуйте, Тимофей Маркелыч. Сыч, а Сыч, смотри, кто пожаловал. Это он моего братана в одна тыща девятьсот лохматом году загреб на двенадцать лет.

Сычом оказался здоровенный мужик, заросший шерстью почти до глаз, он мрачно загоготал:

— Что ж ему теперь не париться, что ли, раз он твоего братана загреб? Менты, они только в сэпогах грязные, а в натуральном виде живо скиснут. Бот ты бы ему сейчас и доказал, на чьей стороне истина «Ин парус верите» — изрек он, угрожающе помахивая березовым веником.

— Давайте я вас попарю в память о братце! — весело взбрыкнул тощий с оловянным блеском в глазах.

Побожий, задыхаясь от пара, подумал: «Вот, мать честная, Пресвятая Богородица, и как это они выдерживают такую духоту? Никогда еще не было мне так жарко!»

И как только он обратился к Божьей Матери, сразу же дышать стаю легче, словно повеяло на него свежим ветром.

«Ага, вот оно в чем дело», — смекнул громовец и вслух проговорил: — Хорошо, Шитиков, ты личность мне известная. Будь по-твоему, сынок, только я тебя сначала поучу, как парить надо, а потом уж ты меня, старика, веничком побалуешь. Пускай твой дружок еще парку поддаст, а то что-то я мерзну.

Тимофей Маркелыч положил соседа на лавку и принялся с молитвой во всю мочь хлестать того березовым веником. Тощий сначала крепился, потом начал повизгивать и, вдруг вырвавшись из тяжелых рук отставника, свалился на пол и на четвереньках скатился на нижнюю ступеньку, руками закрывая от Маркелыча длинный обезьяний хвост, выросший у него между ногами.

— Ох, что-то сердце у меня схватило! — охнул он, и растянулся на полу.

— Может, «скорую помощь» ему вызвать?

Сыч зловеще рассмеялся.

— Не беспокойся, отец, я его знаю, это симулянт известный, Отлежится, ничего ему не будет. Раз уж он тебя попарить не успел, позволь я, по-свойски, веником поработаю.

— Ну поработай! — согласился майор. — Только потом, чур, я поработаю.

Маркелыч лег на лавку, и волосатый занес над ним веник. Долго он стегал доблестного отставника, надеясь выбить душу из его старого тела Однако Побожий только покрякивал.

— Вот спасибо тебе, сынок! Большое тебе спасибо! Ай да спасибо!

Сыч, зверея и теряя силы от каждого маркелычевого «спасибо», наконец взорвался:

— Что ты заладил «спасибо» да «спасибо», как будто других слов нет?! Благодарю, например.

— Какими же я тебя благами одарить могу? — усмехнулся старик. — Разве что сейчас тебя веничком постучу. А «спасибо» означает «Спаси Бог!» Без Бога не до порога, так — то вот.

Мохнатый, выбившись из сил, скрежеща зубами, в сердцах отшвырнул веник и начал спускаться вниз.

— Куда же ты пошел, дружок? — остановил его майор. — Уговор был, что я тебя тоже попарю. Ложись, ложись!

Маркелыч, поймав Сыча за руку, растянул его на лавке и приказал немного очухавшемуся «соседу» подкинуть еще несколько шаек воды в топку, а потом начал стегать веником толстого. Он стегал его до тех пор, пока у того не вырос ниже спины длинный-предлинный хвост. Побожий понял, что почти до смерти запарил огромного мохнатого черта. Тогда, намотав хвост на руку, Маркелыч стащил черта с лавки и, таким же образом схватив «соседа» за его хвост, начат хлестать веником обоих.

— Чертово отродье! Вижу, по чьей вы указке действуете, не иначе та старая баба-яга вас сюда направила. Ну признавайтесь, так это или не так, а то захлещу до смерти.

— Так, — заверещал тощий бес, — пощади! Все тебе скажем, только отпусти нас обратно в пекло.

— Агафья нас подговорила тебя погубить! — заревел толстый бес.