Вот почему Варя с удовольствием приняла приглашение Завидчей поехать с ней на Цейлон, в Шри-Ланку, покупаться в песчаном прибое, покататься на виндсерфинге. Однако Элеонора на второй или третей день пребывания их на острове, увидев, что Аркадий начинает как-то уж слишком по-братски заглядываться на юную людоедку, заставила Бульдина прислать из Москвы телеграмму, в которой говорилось: «Дорогая дочурка! С папой случился нервный криз. Срочно вылетай. Мама».
Агафья нагрузила Варю бананами, корзиной с кокосовыми орехами, сушеными дурианами и затолкала в авиалайнер, сунув в руку маленькую бутылочку.
— Дашь Андрюшечке хлебнуть — любой криз как рукой снимет, и сразу же прилегай назад.
Теперь никто не мог помешать Элеоноре осуществить ее намерение, Завидчая, которой снова не удалось завладеть кольцом в открытом бою, решила применить второй план Агафьи — усыпить бдительность Недобежкина, околдовать его и все же выманить перстень.
Для этого ока и заказала авиабилеты в экзотическую страну древнейшей восточной цивилизации.
— Аркадий, какой закат! — шептала она, вечером стоя с ним по щиколотку в прибое под розово-пурпурными облаками. Аспирант держал округлое плечо победительницы льва, ею щеки касались шелковистые волосы, заставляя трепетать сердце.
«Разве можно это вынести! — думал он, глядя на перламутровые облака, гаснущие в миллионах оттенков, на медленные водны, лениво подбегающие к их ногам. — Моя жизнь похожа на безумный сон. Ведь не прешло еще и двух месяцев, как появился этот старичок, а уже словно пронеслась тысяча лет: тюрьма Олимпийские игры, Лос-Анджелес, отель в Коломбо. Какое у нее плечо! Разве может быть такое плечо у простой женщины? Мне кажется, я держу за плечи не ее, а вот эти облака купающиеся в бирюзовых отблесках Индийского океана Мы с Элеонорой погружаем в его водны наши ноги. Какие у нее ноги! — Аркадий опустил глаза, разглядывая обнаженные розовато-коричневые коленки своей феи. — Ее ноги — словно два точеных столпа, подпирающих небо. Какой скульптор нашел такие формы и какой художник дает оттенки ее телу? А голос, какой голос. Я купаюсь в океане блаженства рядом с ней». — распускал розовые сопли своих восторгов аспирант.
Элеонора, обвив рукой талию своего возлюбленного, казалось, слилась с ним, глазами далеко-далеко унося его в пространство.
— Любимый мой, как я хочу, чтобы ты запомнил эти наши вечера! Одной меня мало, чтобы ты был счастлив, — прошептала она, боясь разрушить таинственную тишину, установившуюся на побережье. — Как хорошо, что есть закат, море, полоска белой пени в прибое. Как хорошо, что мы юны и счастье улыбается нам. Аркадий, Аркадий!
Ка глазах ее навернулись слезы, и Недобежкин не удержался, чтобы губами не промокнуть их.
— Я всю жизнь могу простоять с. тобой в этом прибое, — бормотала олимпийская чемпионка, — только бы небо не гасло так быстро. Здесь так близко экватор и так великолепен закат! — волшебница словно считывала мысли своего победителя. — Уже блестят сквозь просветы в облаках звезды, сейчас ветерок развеет дымку, и луна озарит наш путь.
Юная женщина навлекла Аркадия из воды, и они пошли но песчаной дорожке, Элеонора подхватила туфли и свое платье.
— Прощай, океан до завтра! — улыбнулась она не то плещущемуся у ее ног усмиренному чудовищу, не то Аркадию.
Обнявшись, они пошли между пальмами к гостинице, где играл оркестр. В этот год никакого рока не раздавалось в гостиницах близ Коломбо, только томные танго, вальсы и музыка народных инструментов. На патио, близ аквариума уже танцевали пары.
— Нам все улыбаются, как своих! близким знакомым! — замечал победитель носорога любопытно-восхищенные взгляды отдыхающих. — Здесь так мило. Удивительная доброжелательность, не то, что у нас, в Москва.
— Аркадий, я назначаю тебе встречу в ресторане через час, — полупрошептала, полупромолила его спутница.
— Почему так долго! Я умру, ожидая тебя, — отозвался аспирант.
Она, не отвечая, только прижала его руку к своей упругой груди, которую Аркадий мысленно сравнил с носом корабля в тот момент, когда он взлетает над волнами.
«Но они никогда не опустятся!» — подумал он, удерживая ее руку.
А в другом конце пальмовой рощи аристократ-бомж под руку вел Агафью Ермолаевну по дорожке, окаймленной магнолиями и гиацинтами, В сердце Шелковникова, кажется, рядом с кино поселилась еще одна страсть, и эта страсть была сильнее, чем та симпатия, которую он испытывал к Катарине Миланези.
За две или три минуты до прихода Элеоноры ресторан, стоящий на стальных сваях в лагуне, озарился теплой волной желтоватых микроскопических блесточек. По воздуху разлилось дуновение сначала розового сада, потом аромат глициний и эвкалиптов. Тревога в сердце аспиранта сменилась радостью — она рядом, ее ноги ступают по дорожке, сейчас она вступит на деревянный настил, проложенный над морем вдоль лагуны, и найдет мимо фонариков, играющих желтыми, зелеными и красными отблесками в легкой ряби морской воды.