Это свидание в пансионате, к которому они так долго готовились оба! Бородину, вероятно, было непросто забронировать номер в элитном пансионате на Рождество. А она так неделю просто находилась в полном мандраже. Готовилась, выбирала ему подарок, потом тряслась в вонючем междугородном автобусе, потом на рейсовом. Плутала, разыскивая этот пансионат. Но тогда она не думала об этих неудобствах, ведь они не виделись месяц! Целый месяц! В жизни обоих произошло столько событий — она только-только устроилась на радио, и все там для нее было ново и необычно, стольким хотелось поделиться! А у него состоялась творческая встреча, на которую она не сумела приехать, а он так ждал! И много еще всякого случилось, но самое главное — в ней, как заряд в аккумуляторе, кончался запас того света, что дарил ей Женя при встречах. Она просто жаждала насладиться его теплом, его запахом, его нежностью, его близостью. Она представляла, как Бородин станет тормошить ее, как обычно бывало при встречах, сжимать в тисках своих рук, как они долго-долго не смогут оторваться друг от друга.
Бородин приехал в пансионат одновременно с ней, они столкнулись в холле, и Наташу на миг ослепили его горящие возбуждением глаза. Она поняла, что под взглядами посторонних Бородин вынужден сдерживать себя. Хитро поглядывая на нее, Бородин взял ключи от номера и потащил ее за собой в коридоры пансионата.
— Я так соскучился! — говорил Женя, открывая ключом их номер. — У меня сюрприз! Сейчас я тебе кое-что покажу!
Наташа весело кивала, прижимаясь к его плечу. Шикарный номер с видом на заснеженный сосновый лес, с джакузи и видеодвойкой, не сразу впечатлил ее — настолько она была поглощена Женей, его присутствием, своими ощущениями. Она была, уверена, что он чувствует то же самое. Он, едва сбросив куртку, стал торопливо расстегивать свой портфель и нервно шарить там, что-то разыскивая.
Наташа наблюдала за ним. Он вытащил видеокассету и многозначительно посмотрел на Наташу.
— Вот. Ты не приехала, а зря. Было телевидение. Вообще я не очень уверен, что все получилось как надо. Хочу, чтобы ты посмотрела.
И он повернулся к ней спиной, поскольку телевизор стоял у окна. Жене пришлось усесться на корточки и изрядно повозиться с незнакомой техникой. А она все это время сидела в кресле и смотрела ему в спину. Она сознательно глушила в себе те неприятные чувства, что возникали внутри, рождаемые этим маленьким эпизодом. Конечно, ему необходимо поделиться, может — похвастаться. Дома не воспринимают всерьез его литературную деятельность, жена не понимает, зачем ему нужны все эти выступления на публике. А она, Наташа, воспринимает его таким, какой он есть. Да, он большой ребенок. Да, он немного наивен в своей погоне за славой. Но это он, Женя Бородин, и она его любит. И он любит ее. Вот и все.
Женя настроил звук и устроился на полу, у Наташиных ног.
— Посмотри, тут я некоторые вещи исполняю впервые. Не знаю, как получилось, мне эту кассету только что дали, я и сам ее еще не видел.
Женя говорил, не отрывая глаз от экрана. Он весь был там, даже его поза, устремленная к телевизору, говорила о том, как важно для него то, что там сейчас происходит.
Творческий вечер проходил как обычно. Наташа бывала на подобных, когда отдыхала в Женином санатории. Сначала выступил кто-то из литературного клуба, рассказал о Жене. Потом немолодая дама прочла его стихи. Затем на сцену вышел он сам и, перебирая в руках книжки с закладками, стал читать. Отвечать на вопросы.
Первые двадцать минут Наташа еще надеялась, что Бородин опомнится, хлопнет себя по лбу и скажет что-нибудь вроде:
— Вот осел! Ты же с дороги, устала, есть, наверное, хочешь, а я со своей кассетой…
И она покачает головой, засмеется и ответит:
— Мы это все, конечно же, посмотрим и обсудим, но позже. А сейчас я хочу смотреть на тебя. Не на телевизионного, на живого.
Но ничего подобного не произошло. Когда Наташа поняла, что Бородин намерен ей показать сразу всю встречу от начала до конца, а после устроить обсуждение, ей взгрустнулось. Точнее сказать, то неприятное чувство, которое вначале лишь чуть проклюнулось сквозь радость встречи, теперь разрасталось, как опухоль, начинало зудеть, портить настроение.
Они полтора часа, смотрели встречу, и за эти полтора часа за окнами успели повиснуть сумерки и в голове всплыл и вонючий автобус, в котором Наташе пришлось трястись два с лишним часа, и толкучка автовокзала. А та булочка, которую она впихнула в себя утром, чтобы не тошнило в транспорте, теперь отзывалась громким урчанием в животе.