Дочки-матери: наука ненависти

Однако вокруг серела московская рутина, верный, скучный муж, дети, необходимость вести дом, работа, которая поначалу не приносила ничего, кроме горечи — не публиковали же! Все страсти мимо, все мордасти у прочих — по слухам, по рассказам столичных подружек. Но даже у этого небольшого количества баб периодически что-то такое вспыхивало и горело хотя бы какое-то время. Ведь все другие тётки были рабочими лошадками, с девяти до шести в присутствии, шансов закрутить какой-то романчик в миллион раз больше, чем у сидящей сиднем дома Антонии. Кстати, это был ещё один повод для писательницы сильно невзлюбить Москву. Этот город её стреножил. Связал и обездвижил. Из бедовой, яркой, центровой провинциальной дивы Антония превратилась в незаметную серую фигурку в бедовой столице.

Потом случился выстраданный и заслуженный успех в работе. Количество контактов и присутствий в разных местах резко возросло, но всё равно ничего уже не случилось, ни встречи, ни романтики. Во-первых, ей было под полтинник, во-вторых, она никогда за собой не следила так, как нужно, как требовалось для того, чтобы быть «ягодкой» — какие уж там страсти, если на нее как на женщину уже не шибко-то смотрели! А раз так, то у неё была очень определённая и приклеившаяся к ней роль почтенной матери семейства, архипорядочной и респектабельной, и эту марку надо было держать. Она уже даже кое-чего стоила и оправдывала себя.

К ней, как к семейному и нравственному гуру, шли те же приятельницы — за мудрым советом от порядочной подруги и писательницы (т. е. инженера человеческих душ), а после того, как случился успех, начали заявляться и «ходоки». В основном это были женщины, очень простые или полуинтеллигентки, рабочие и служащие… но они шли к ней, как к мудрейшей из сестёр, умеющей строить счастливую семью и обожающую своего преданного мужа. Отличная марка, качественный лейбл! И этого надо было держаться, этим стоило дорожить.

А куда девать кипевшие втуне страсти? Где применить нерастраченный пыл, огонь, так бездарно пропадающий безо всякого использования? И тут — о-па, изменились времена, и табу на секс в литературе и искусстве был разом снят. Антония как личность творческая не могла не воспользоваться грянувшей свободой и решила отыграть все свои нерастраченные страсти в собственных сочинениях.

Так постепенно сексуальная тема навсегда прописалась на страницах её книг. Читательницам это нравилось — они ей об этом и говорили, и писали. «Спасибо вам за то, что вы честно изображаете наши с вами чувства, те самые чувства, которых в Советском Союзе якобы не было. Из-за этого «не было» буквально покорёжилась вся моя жизнь. Потому что я тоже так считала, и отвергала секс, если он нужен был для удовольствия, тем более, что лично я никакого удовольствия никогда не получала. В результате в свои 52 года я одна, брошенная мужем (ушёл к молоденькой), дети выросли, любовников никогда не было и уже не будет — я толстая и выгляжу на все 60. И только теперь я знаю, чего лишила себя в жизни. Думаю, что все мои гинекологические проблемы тоже из-за этого. То есть, не думаю, а мне врач так сказала. Ещё она сказала, что нужны… интимные отношения. С кем?».

Подобные письма весьма вдохновляли Антонию на разработку сексуальной темы. А потом ещё и Таська… с этим своим «я не хочу своего мужа». Антония тогда аж задохнулась от возмущения: как она может, как смеет в этом признаваться, да ещё и матери? А пуще всего разозлило её то, что дочь осознала свою проблему, признала и решила, что не стоит с этим мириться. То есть, приняла для себя решение, абсолютно противоположное тому, которое когда-то приняла она, Антония.

Хотелось сказать Таське, что она — шлюха. Хотелось нахлестать её по щекам — звонко так, с оттяжечкой. Молодая, красивая, в хороших шмотках, стройная, с горящими глазами и яркими губами… Да сам секс так и пёр из неё, паршивки! Молодой, красивый муж, видите ли, её не устраивает! Чем? Рост под метр девяносто, смуглый, черноглазый, сильный, улыбка голливудская. А этой засранке всё мало, ей что-то круче подавай! Зудит? Хочется? Так стыдись этого, а не констатируй с обиженным видом и намёком на желание «что-то изменить в своей жизни». Знаем мы это «что-то» — завести любовника, кобеля, коня с причиндалом для постели, для телесной радости. А перетерпеть, как твоя мать, не пробовала, деточка?