Увы, порадовать Яджиму-сана Люси было нечем — в отличие от того же Джастина, слуха у неё не было. От слова «совсем». На растерянное «Как же я вас учить буду? Можно, конечно, и медведя, простите великодушно, научить пиликать, но это не будет считаться музыкой» Хартфилия, предварительно выпроводив своего зелёноволосого сопровождающего за дверь, заверила несчастного учителя, что ей достаточно выучить всего пару гамм. Яджиме-сану оставалось только согласиться.
После нескольких уроков в квартирке Люси начался форменный ад: стоило кому-то из парней переступить порог, как девушка хваталась за инструмент и начинала самозабвенно водить смычком по растянутым струнам, выдавая такие звуки, что невольным слушателям хотелось как можно скорее покинуть это некогда тихое и приятное помещение. А уж когда к хозяйке присоединился лысый питомец, мысль о том, чтобы навсегда упокоить скрипку (вместе с тем, кто подкинул эту идею) стала посещать не только ребят, но и весь дом.
Люси уже давно заметила, что её кот обожает музыку. Дошло до того, что она старалась не включать соответствующие передачи и по возможности пользоваться наушниками. Но если бы Лаки просто любил слушать музыку, так нет же — ему обязательно надо было «подпевать». Но даже это не было бы проблемой, если бы кот не подпевал громко и очень гнусаво. Куда там котам в марте месяце! Они должны были удавиться от зависти, едва услышав «серенаду» в исполнении Лаки. На худой конец, дабы избежать членовредительства, уйти в другой двор, где этого Паваротти было бы не слышно…
Отдельного описания заслуживает, пожалуй, поза кота во время сеансов музыкальной терапии, ибо совместно с низким, тягучим мявом, выдаваемым Лаки, она создавала непередаваемое впечатление. Животное широко расставляло лапы, впиваясь длинными, изогнутыми на манер серпов когтями в то (или того, и такое случалось), на чём (на ком) в этот момент стояло, вытягивало морду вперёд, прикрывало глаза и раскачивалось, видимо, впадая в некое подобие транса. Потом по телу Лаки пробегали волны, котяра передёргивал шкурой и, резко открыв глаза, начинал завывать. Соседи долго не верили, что у девушки обитает именно кот, а не волкодлак или какая другая разновидность фантазийной нечисти — в доме жила в основном молодёжь, все фэнтези любили и к наличию в их собственном мире присутствующих в этом жанре представителей других рас относились положительно: а вдруг и правда существуют?
Единственными, кто был настроен весьма скептически, оказались непосредственные соседи Хартфилии. Семейство Бленди, которое от блохастого любителя музыки отделяла только стена, не страдающая хорошей звукоизоляцией, точно знало, кто производит столь страшные звуки. Но поделать с этим ничего не могло: ни угрозы, ни просьбы, ни подарки на Лаки и его хозяйку не действовали — вторая лишь пожимала плечами, как бы говоря, что она бессильна перед увлечением питомца, первый же, в силу своей видовой принадлежности, и вовсе не обращал на усилия Бленди никакого внимания.
Особенно тошно соседям музыкально настроенной живности стало тогда, когда родителям маленькой Шерри неожиданно пришла в голову, что у их дочери есть талант, и они с упорством бронтозавров заставляли девочку играть на пианино. Естественно, будущий гений фортепианной музыки это дело всячески старался саботировать, попадая не на те клавиши. Лаки, в отличие от соседей, оценил исполнение юного дарования и немедленно устроился на подпевках. Однако долго «наслаждаться» бесплатными концертами жители дома не смогли: через месяц фортепиано было продано, а Шерри зачастила к блондинистой соседке с лакомствами для неё и её питомца, пытаясь таким образом выразить им обоим благодарность за безвременное окончание своей музыкальной карьеры. Ибо родители не выдержали подобного дуэта, да и взгляды соседей не обещали любителям классического образования детей ничего хорошего.
Но, пожалуй, последней каплей, переполнившей бочку терпения Бленди, стал один утренний визит.