Додола

Из-за суеты, жары и волнений маме стало плохо, и она прилегла на диван, а подругам сказала развлекаться дальше и не обращать на нее внимание. Подруги почему-то согласились с таким положение дел и попросили меня включить магнитофон. У меня был любимый проигрыватель и несколько кассет, часть досталась мне от кого-то в подарок, даже не знаю до сих пор, откуда они взялись, часть я купила в киоске сама на сэкономленные со школьных обедов деньги. На одной из кассет, доставшихся в подарок, были песни Алены Апиной на одной стороне и песни группу “Любэ” на другой. В 13 лет мои музыкальные пристрастия еще только формировались, и я тогда могла слушать “deep purple”, бог знает откуда у меня взявшиеся, “Чиж и Ко”, группу “Кино”, “Иванушек инт” и Леонида Агутина вперемежку, не делая особых различий.

Мама, кажется, попросила таблетку от головы, но я не расслышала ее просьбу, магнитофон играл громко. Но одна из подруг заметила, что мама просила меня принести таблетку и неожиданно напала на меня так, будто я только что убила пятерых из пистолета и закопала за домом. Я оказалась гадиной и мразью, которой плевать на мать, которая сидит и слушает музыку вместо того, чтоб маме помогать, что это отвратительно, быть такой мерзкой и ужасной.

 Это был большой удар для меня, и я разрыдалась как младенец: в голос и от души. Мамины подруги ретировались, а я вышла на улицу под ливень, который как раз только что начался, долгожданный освежающий дождь.

И это было мое первое исцеляющее свидание с дождем.

Я плакала в голос, промокая под ливнем, воображая, будто он обнимает меня крепко. Целует в губы, щеки, глаза, гладит по волосам, по плечам и шепчет “все будет хорошо”. Не знаю, сколько я там стояла. Не помню, что было после, но дождь стал моим принцем, моей первой истинной любовью.

Моим отцом, которого у меня никогда не было.

С этого дня дождь стал моим лучшим другом. Не то чтобы у меня не было друзей, были, но такие, чтоб о самом главном рассказывать, таких не было. И всю свою жизнь я протягиваю руки перед собой ладонями вверх, как бы здороваясь с любимым другом, я поднимаю голову к небу и ловлю капли дождя лицом, словно мой дорогой друг осыпает меня горячими поцелуями. После зим, после долгой разлуки, первая встреча с другом всегда была большим счастьем, я не стеснялась вслух прокричать “привееет” и закружиться в танце. Мне было все равно, что подумают люди. Наверное, так обычно женщина любит мужчину, а я так полюбила дождь.

Я посвящала ему стихи. Когда мне было весело, я радовалась, что мой друг пришел меня поздравить, когда было грустно – радовалась, что пришел поддержать.

В каждый мой день рождения дорогой моему сердцу приходил, не пропуская. Я даже не удивлялась этому и не собирала гостей на пикник в свой день рождения, точно знала, что этот день будет проведен с самым близким и родным.

 Вот знаете фильмы про людей, которые влюблялись в компьютерные системы? Я очень хорошо их понимала. Сама-то я влюбилась в дождь, и мне страсть как хотелось, чтоб однажды он материализовался, пришел ко мне в плоти и крови и сказал, что любит меня больше всех на свете и теперь будет со мной навсегда.

Предназначение

Мне было 33 года, а я все еще не знала, кем я стану, когда вырасту. Я завидовала тем, кто знал с детства, кем он хочет стать, тем, кто не метался от одного дела к другому, стремительно изучая то одну профессию, то кардинально другую.

Знакомые, друзья, родные считали меня несерьезной, не умеющей брать ответственность, да и я сама была убеждена в каких-то психологических нарушениях, именно поэтому очень много ходила к эзотерикам, психологам, ведьмам, обращалась в разные религии, но ответа на вопросы “кто я?”, “зачем я?” так и не нашла.

Это было правда довольно нелепо: то я с головой бросалась в лингвистику, запиралась в библиотеке, разбиралась со сложными случаями, читала умные книги и цитировала их в любом удобном и неудобном случае, то вдруг решала, что лингвистика – это не мое, а вот логистика – это совсем другое дело, слово тоже красивое, почему бы и не заняться.

Потом мне захотелось попробовать себе в роли визажиста, и я вложила много денег в курсы и в кейс, и также быстро остыла, как и загорелась. Писательница во мне жила дольше всего, но и та похоронена под жирной надписью “мне не дано”.

Казалось, мне ничего не дано… Я плохо рисовала, хоть и очень хотела научиться, я плохо танцевала, хоть и была за плечами хореографическая школа, я плохо высчитывала логистическое плечо и плохо преподавала, я ужасно шила и еще хуже вязала. Мне было интересно попробовать все, до чего только дотягивались руки, но интерес к новому делу гас быстро, навык не успевал формироваться, и, делая вывод, что это не мое, я кидалась на поиски своего предназначения со все большим и большим энтузиазмом после очередного поражения.