«Додж» по имени Аризона

Вот господин граф мне с первого взгляда понравился. Лежит себе тушей на кушеточке продавленной, жрет что-то, внешне на виноград похожее, а цветом и размером – на клубнику. Причем аромат от этой виноградной клубники – у меня аж слюнки потекли.

На вид господин граф – кабан кабаном, точь-в-точь как капитан Николаев, третий мой комбат. Тоже стрижка короткая, щетиной топорщится, шея в воротник не помещается, а из рожи уже кто-то пытался котлет рубить. Только товарищ граф Леммит еще более габаритный. Как на нем кольчуга на звенья не разлетается – не понятно. Магией, наверное, поддерживает.

– Вижу, что прорвался, – рычит. – Два десятка отборной стражи, дюжина писцов и секретарь – а всякий, кто захочет, заходит, выходит… тебе, Яго, как я погляжу, надоело сладко есть да в теплой постели спать? Так в Гризмрских болотах у нас всегда десятников нехватка.

– Ваша светлость! – Яго этот прямо-таки взвился от возмущения. – Я пытался…

– …Если бы ты, – перебивает его Леммит, – хоть раз в день пытался чего-нибудь тяжелее пера гусиного поднимать, глядишь, и сумел бы остановить кого… цыпленка али лягушку. – Полюбовался на оторопевшего Яго, да как рявкнет: – А ну живо, тащи вина и жратвы, не видишь, чернильная душа, что мы тут от жажды и голода пропадаем!

Ну точно, думаю, Николаев. Тот тоже насчет выпить и пожрать был совсем не дурак. Да и вообще мужик был что надо. Сейчас небось майор, а то и бери выше… если жив.

Коричневого как сдуло – только полог колыхнулся. Я ему вслед покосился, оборачиваюсь – а рядом с Леммитом незнамо откуда девчушка в потертой кольчужке объявилась. С виду чуть постарше Кары моей, гибкая, словно тростинка, волосы пепельные, а над плечами две рукояти торчат.

– А почему, – спрашивает и нежно так Леммита за шею обвивает, – ты не сказал, что он прошел и мимо меня?

– Дык потому, – хохотнул Леммит, – что он мимо тебя и не прошел, раз у него голова на плечах, а не под мышкой. Пока он еще свою громыхалку вытащит – верно я говорю, а, русский?

– Может, верно, – улыбаюсь, – а может, и нет.

Я всяческие громыхалки выхватывать… поднатаскался. Да так, что всяким там ковбоям с Дикого Запада… ну, форы, положим, не дам, но кто из нас на ихней длинной пыльной улице лежать останется – вопрос спорный. А уж против сабель… как говорил наш капитан, «фехтование по-американски – это выстрел в упор». Пока этой железякой размахнешься… вот финка – дело другое. Ей тоже быстро сработать можно, если умеючи.

– Экий ты… – довольно так кряхтит Леммит. – Скользкий, русский. Ты ведь русский, точно?

– Русский, – соглашаюсь. – Мало того – советский. И еще красноармеец. А все остальное, что в во-он той цидуле записано.

Леммит на свиток поглядел, сжал его своей лапищей и небрежно так на столик уронил.

– Я эти бумажки, – пренебрежительно так говорит, – очень уважаю. Вон какой штат дармоедов ради них развел. Но вот на живого человека смотреть предпочитаю лично. Потому как не попадалась мне еще такая бумага, чтобы сволочь сволочью называла, а подлеца подлецом.

И то верно. У нас с этим хоть и получше, но не намного – между строк надо уметь читать.

– Хотя нет, вру, – продолжает господин граф. – Было один раз дело. Только подонком как раз тот оказался, кто бумагу ту писал. Соображаешь, русский?

А чего тут соображать?

– Лучше всего, – замечаю, – о человеке судить по делам. Надежнее.

Тут как раз Яго вернулся с подносом. Ну а там, само собой, плетенка литра на два, и плошки, а в плошках тех… водили нас как-то до войны в музей этой… как ее… ихтиологии, и был среди экспонатов морской еж. Так вот если того ежа хорошенько в болотной тине извалять и на половинки разделать…

Что самое странное – никаких ложек-вилок поблизости не наблюдается. А голыми руками в это лезть как-то боязно – вдруг оживет да цапнет?

Ладно, думаю, в крайнем случае буду на питье налегать, потому как той конфеты давешней мне, судя по ощущениям, дней на пять вперед хватит. Вне зависимости от количества и градусности потребляемого. Ну и с виноградом этим клубничным тоже можно попытаться поближе познакомиться.

Леммит при виде пищи враз оживился, даже приподнялся до полусидячего.

– О, – рычит, – наконец-то. Пришло… наше спасенье от жуткой смерти. А ведь задержись ты, Яго, еще немного, и тебя бы встретили лязгающие зубами скелеты.

Коричневого от этих слов как-то уж очень резко передернуло – чуть поднос из рук не выронил. Словно встречался он уже с этими самыми скелетами и воспоминания об этой встрече сохранил отнюдь не самые приятные. Поставил поднос, пробормотал чего-то сквозь зубы и был таков.

– И позови, – это Леммит уже ему вслед рявкнул, – десятника Шаркуна из сотни Бречика! Живо!

– А ты, – поворачивается ко мне, – давай, садись, русский. Как вы там говорите – «в ногах правды нет»? Хорошие у вас эти… поговорки. Да и пьете вы здорово.

Интересно, думаю, это Коля тут успел отметиться или другой кто из славян?

– Я бы, – отвечаю, – и сам раньше сел, было бы куда.

– А земля на что? – ржет господин граф. – Хорошая, утоптанная… заплевана малость, так мы люди привычные.

Ну, знаете…