Догма кровоточащих душ

- Значит, я... я... не настоящая? - губы Сэцуке затряслись, глаза вновь наполнились слезами, только теперь не радость была этому причина, а разочарование. - Значит, я не человек?

Принцесса наклонилась вперед и погладила девочку по голове.

- Не говори глупостей, Сэцуке. Ты самый настоящий человек. Но ты еще и алкаэст.

- Алкаэст? Что это такое?

- Надежда, дитя мое. Великая надежда на обновление умирающего мира. Мне нужно многое тебе рассказать, - Принцесса склонила голову, и Сэцуке увидела как солнце вспыхнуло на каждом ее волоске, превратив в пылающую, раскаленную нить.

Самые противоречивые чувства вмещались в ней. Она никогда не думала, что столь огромная радость может одновременно соседствовать со столь глубокой грустью. Как будто она стоит на границе двух стихий - земли и моря, и соленый ветер смешивается с ветром, несущим полынные запахи. Она - одно, единое целое, которое расколото, разъято на тысячи мельчайших осколков, и лишь рядом с Принцессой обретшее долгожданную полноту.

Близость к Никки-химэ - это не только восторг, внезапно поняла Сэцуке. Это все, что только дано испытать человеку в своей жизни, самые чистые, спектрально чистые цвета-эмоции, начиная с красного упоения, экстаза и заканчивая синевой тоски, одиночества. Весь человек сразу. Без переходов, без времени, без остановок. Вот он - податливая глина в руках своего творца.

- В начале был Заговор, - сказала Никки-химэ. - Не Слово и даже не Творение положило начало этому миру. Был Заговор двоих против третьего, Заговор того, кто много позже возьмет себе имя Такэси Итиро, и той, кто будет называться Никки-химэ, против третьего, безымянного...

Сэцуке слушала Принцессу и плакала. Когда Никки-химэ окончила свое повествование, девочка спросила:

- И уже ничто не сможет спасти мир?

Принцесса улыбнулась:

- Дитя, неужели ты хотела бы его спасти? Что видела ты в нем такого хорошего, ради чего стоило бы предотвратить его гибель?

Сэцуке вытерла слезы.

- Я не знаю, Принцесса. Но ведь люди не настолько плохи! Мы умеем дружить, любить...

- Дело не в людях, дитя. Изначальный грех совершен не человеком, а нами. Кровь предательства положила начало миру, и кого теперь обвинять, что мир отказывается принять столь неправедную жертву? Такэси Итиро желает возродить новый мир, живущий по иным, более совершенным, по его мнению, законам. Я же хочу, чтобы все пришло к своему завершению, чтобы виновные были наказаны за свое преступление.

Никки-химэ помолчала. Сэцуке робко пододвинулась ближе к Принцессе и легла, положив голову ей на колени.

- Это несправедливо, - сказала девочка. - Если все кончится, то все будет бессмысленно.

- Только люди задумываются о смысле, - улыбнулась Никки-химэ. - Такими уж они созданы.

- В чем же мой смысл, госпожа?

- Твой смысл, Сэцуке, в том, чтобы довершить начатое. Растворить, разрушить то, что уже начало растворяться и разрушаться. В этом и заключается твой дар. Ты еще спишь, ты еще не проснулась, ты не ощущаешь своей силы, но она в тебе. Ты пока только первая крохотная капелька теплого дождя, которая упала на последний снег.

- Мне жалко всех их, - прошептала Сэцуке. - Папа, Агатами, Тэнри, Рюсин... Разве они только снег, который должен растаять?

- Они были добры к тебе, - Принцесса вздохнула. - Но они были и жестоки к тебе. Они предавали и убивали тебя, Сэцуке.

- Но они и любили меня...

- Итиро был прав, - Никки-химэ погладила Сэцуке по волосам. - Даже мы сами не сможем понять тех, кого породили. Душа человека непредсказуема... Только все уже поздно, дитя. Так или иначе, но человек обречен. Будет ли это тезис механического ангела, будет ли это тезис Адама, или тезис сфирот, но в окончательной Догме для человечества нет места.

- Что же будет?

- Будет битва. Последняя битва. Такэси Итиро уже готов провозгласить свой тезис. Ангел Смерти и Ангел Жизни перешли на его сторону. Скоро восстанет ото сна Ангел Творения и...

- Ангел Смерти это...

- Азраил его имя.

- Но... Агатами...

- Агатами больше нет, Сэцуке. Она могла бы стать моим лучшим творением, но Итиро... Агатами не смогла противостоять искушению. Азраил ее новое имя.

- Это... это жестоко...

- Нет, дитя, нет. Привычный мир рассыпается, рвется даже то, что казалось самым надежным и незыблемым.

Сэцуке села. Слез больше не было. Не было радости, не было печали. Покой снизошел на нее. Все решено.

- Я хочу сама все увидеть, - сказала девочка.

- Тогда пойдем, - Принцесса взяла ее за руку, и свет померк.

Они были везде и нигде. Стальной город расстилался под ними, и они проникали в каждый его коридор, наполняли его, пронизывали тонким дуновением незаметного ветра. Город, конечно же, знаком Сэцуке. Вот ее дом, ее комната, ее школа, вот дорога, по которой она ходила, сад, в котором гуляла. Тысячи, казалось бы, забытых мелочей, которые внезапно вспомнились ей.