Догмат искупления в русской богословской науке

Христос — Новый Адам, освобождающий человечество от греха и смерти, становится Новым Родоначальником освобожденного человечества, Главой Церкви, членами которой для соединения со Христом должны стать все люди. Все люди, все человечество может войти в Церковь, соединиться со Христом и чрез это соединение достичь спасения. Поэтому во Христе спасены все. Но приобщение, воссоединение каждой человеческой индивидуальности есть дело ее свободы (необходимое условие) и совершается силою Святого Духа, действующего в Церкви (прежде всего в Таинствах). В присутствии Святого Духа в Церкви и в постоянном действии заключается Его домостроительство.

Эти положения могут быть выражены и в терминологии автора, но у него это выражение недостаточно ясно.

Если «новая природа» — это Церковь, если «это также наша природа, поскольку она входит в Церковь, поскольку она частица Тела Христова»[1102], то какое значение имеет окончание этой фразы — «в которое мы врастаем через крещение»?

Если, по святителю Григорию Нисскому, во Христе исцеляется все человеческое естество, что откроется во всеобщем воскресении[1103], то следует ли заключить, что все человечество, как имеющее общую природу, стало Церковью?

Какой же смысл имеет тогда крещение, чрез которое человек входит в Церковь?

Наконец, действие крещения, совершаемое Святым Духом, относящееся к человеческой индивидуальности, несомненно должно, по терминологии автора, быть проявлением домостроительства Святого Духа. Тогда как, по его словам, «если по нашей природе мы являемся членами, частицами Тела Христова (через крещение?), то наши личности еще не пришли в соединение с Божеством»[1104].

Здесь допущено какое‑то противоречие, объяснимое неясностью терминологии автора.

Не менее непонятна и следующая мысль автора: «Искупление, очищение природы не дает еще всех необходимых условий для обожения»[1105]. Даже сохраняя в основном концепцию автора, можно было бы сделать вывод, что искупление, очищение природы, создание Церкви и создает все условия для обожения, совершаемого Духом Святым в каждой отдельной личности.

Наконец, следует сделать несколько замечаний по поводу общей концепции автора о деле Христовом как исполнении «призвания» Адама, объединении миров тварного с нетварным, обожении космоса. Здесь «искупление является одним из моментов[1106], обусловленных грехом и исторической действительностью мира падшего, в котором имело место воплощение»[1107].

Относясь с полным уважением к приведенной схеме, имеющей за собой авторитет святого Максима, уместно все же поставить вопрос: является ли подобное понимание учением догматическим или имеет характер частного мнения отцов Церкви? Поскольку вернее второе, то следует сделать вывод, что эта концепция не составляет основы мистики Православия.

«Загипнотизированные[1108], — говорит автор, — понятием о felix culpa часто забывают, что Спаситель, уничтожая господство греха, снова открывает нам путь обожения — конечной цели человека»[1109].

«Идея обожения, — говорит профессор И. В. Попов, — которая в современном богословии является совершенно забытой, составляет самое зерно религиозной жизни христианского Востока»[1110].

Возвращение к этой идее можно считать известной заслугой автора. Но тот же профессор Попов указывает, что «она облечена, быть может, в такие формы древней философии, которые недоступны нашему пониманию непосредственно, без комментариев. На языке древних народов слово «бог» не имело такого безусловного значения, с которым оно употребляется нами… Стать богом — для того времени не значило вырасти до величия Абсолютного и вознестись до беспредельности Его совершенства. В понятии «бога» необходимо мыслилось только бессмертие, блаженство и сверхчеловеческая интенсивность жизни… Зерно ее [идеи обожения] — жажда физического обновления — составляет существенную необходимую часть всякой религии»[1111].

При рассмотрении ее по предикатам становится вполне понятно, что идея эта потому составляла «зерно религиозной жизни христианского Востока» и «оставила след на всех проявлениях церковной мысли, христианской нравственности, благочестии и культе, что идея обожения выражает идею спасения в форме древней философии»[1112].

Автор же «Очерка» не только заменяет один термин другим — спасение обожением, но противополагает их. Спасение, по его мнению, «отрицательный термин, указывает на устранение препятствия»[1113]. Такое обеднение понятия спасения нельзя считать правильным.

Спасение в христианстве не только понятие или идея, спасение — основа, жизнь и действительность христианства.

Если воплощение Слова было обусловлено «условиями исторической действительности мира после падения», то и вне этих условий Он всегда останется нашим Спасителем, вступив с человечеством в соединение «неразлучное». Потому едва ли мы можем иметь другое богословие, кроме богословия сотериологического.