Догмат искупления в русской богословской науке

Изучение «юридической» теории искупления и ее положения в русской богословской науке занимает значительное место в настоящем исследовании.

Критическое отношение к этой теории, стремление к освобождению от нее является признаком, объединяющим большую часть рассмотренных произведений, несмотря на разнообразие высказанных в них отдельных взглядов, мнений и объяснений учения об искуплении.

В настоящее время в русском богословии «юридическое» понимание искупления следует считать оставленным и влияние его преодоленным. После сосредоточения внимания на критике «юридической» теории и ряда попыток независимого от нее изложения учения об искуплении, попыток, часто оказывавшихся неудачными, были созданы изложения достаточно полные и освобожденные от самих принципов «юридического» истолкования сущности искупления.

Неудовлетворительность «юридического» истолкования уясняется не менее из бесплодности попыток ее защиты, чем из непосредственной критики.

Попытки эти только подтвердили выявленные ранее недостатки «юридической» теории: неправильное понятие о Боге, необоснованность в Священном Писании и церковном Предании, заимствования от иносдавия и т. д.

И в настоящее время эта теория не может удовлетворить никого, кроме святогорцев–патриотов иди таких богословов, как бывший миссионер Айвазов и ему подобные. Но среди рассмотренных произведений имелись такие опыты истолкования догмата искупления, где отдельные признаки «юридического» понимания были использованы авторами этих опытов вполне сознательно. Они имели целью создание изложений, освобожденных от крайностей, но в то же время наиболее полных, не исключающих ни одного из имеющихся различных пониманий и истолкований.

Первым опытом такого изложения нужно признать книгу протоиерея П. Светлова, сознательно исходящего из признания «двух начал» («юридизма» и любви). Большинство критиков правильно оценили этот опыт как объяснение, в котором усиливается самый принцип «юридизма» и только затемняется правильное понимание сущности искупления.

Вторым такого рода опытом оказалось исследование профессора Пономарева. Автор хотел достичь здесь объединения восточного — святоотеческого, западного — «юридического» и «нравственного» в современном русском богословии истолкований догмата искупления.

Стремление к такому искусственному объединению не позволило автору заметить противоречия в том, что он сдержанно определил как рассматривание одного и того же предмета «несколько различно».

Профессор Пономарев был согласен с выводами современной экзегетики (проф. Мышцына, Глубоковского и др.) в отношении понимания текстов Священного Писания, составляющих обоснование «юридической» теории, и правильно определил отличие восточного — святоотеческого понимания искупления от западного — «юридического». Но он не сделал отсюда выводов о ценности «юридической» теории и, через введение новых терминов («теологическая сторона» искупления) и неясное изменение содержания терминов прежних (в определении понятия «правды Божией и ее удовлетворения»), создал собственное систематическое построение тайны искупления, несвободное от недостатков «юридической» теории и противоречий, свойственных всяким компромиссным построениям.

Причину этого следует усматривать в том, что, определив сущность искупления по учению восточных отцов как «возрождение естества человеческого», автор не исследовал, из какого понятия о Боге исходит это понимание искупления. Поэтому в своем построении он сделал попытку совмещения этого понимания с западным схоластическим представлением о Боге, сохранил понятия о «гневе Божием», «вражде Божией», «отвращении» и др. в их буквальном значении.

Все тем же схоластическим противопоставлением свойств любви и справедливости и странным утверждением: «Бог спасает нас суровостью», — заканчивается этот второй опыт соединения различных истолкований.

Те же признаки компромисса можно заметить и в системе протоиерея С. Булгакова. Но если у профессора Пономарева при признании восточного святоотеческого учения об искуплении привнесение «юридического» понятия о Боге противоречит основным положениям и потому является излишним, то у протоиерея С. Булгакова соотношение между различными элементами его истолкования представляется обратным.

Сущность искупления как удовлетворение правде Божией, как перенесение «эквивалента» наказания за грех вытекает из понятия о Боге, из всей системы отца С. Булгакова. Поэтому отдельные рассуждения, например об онтологической зависимости страдания от греха, теряют свое значение, становятся излишними по сравнению с основными положениями системы.

Поэтому, несмотря на наличие у отца С. Булгакова прямых критических замечаний в отношении «юридической» теории, «от «юридического» истолкования он не только не отступает, а ставит его с особой резкостью» (патриарх Сергий).