Догмат искупления в русской богословской науке

Это положение автор доказывает примером действия Таинства крещения. Он рассуждает так: если в Таинстве крещения с крещаемого снимается первородный грех, а действительность доказывает, что следствия этого греха (расстройство психофизической природы) остаются, то, следовательно, крещение уничтожает не следствия, а нечто другое, то есть «юридически» снимает ответственность за первородный грех. «Он уже не заслуживает гнева Божия, но может быть предметом жалости и сострадания, он не достоин наказания, но нуждается во врачебной помощи» и т. д. Поэтому за крещением следует другое Таинство — миропомазания, сообщающее силы для потребления следствий греха. «…То, — заключает автор, — отсюда можно сделать косвенный вывод в пользу защищаемого нами «юридического» воззрения на грехопадение — искупление»[842].

Кажущаяся последовательность этого рассуждения колеблется самим автором, оговорившимся, что недостаточное разграничение между грехом и его следствиями вызывает трудности методологического характера. А трудности эти связаны только с «юридическим» пониманием греха, вины, наказания и следствий греха.

И дело не в смешивании этих понятий, а в том, что эти понятия в Слове Божием имеют не «юридический», а нравственный характер; не в отрицании понятия «вины», а в том, как эта вина снимается. И для этого в слове Божием есть соответствующие выражения: «прощение», «отпущение греха». А где прощение грехов, там не нужно приношение за них (Евр 10, 18). Ограничивать же «юридическим» снятием вины действие крещения на крещаемого можно только не понимая онтологического характера действия Таинства.

А так как такое действие, безусловно, имеется и составляет отличие Таинства от обряда (значение его раскрывается в самом чинопоследовании Таинств), то косвенный вывод в пользу «юридического» воззрения теряет свою убедительность и силу[843].

«В пользу «юридической» теории грехопадения — искупления говорит то обстоятельство, — продолжает П. Левитов, что и нравственно–психологическая концепция этих догматов не имеет перед нею никакого преимущества в важнейшем вопросе христианской апологетики: каким образом нам может быть вменено то, в чем мы не участвовали своею волею (первородный грех)? Воззрение на первородный грех как на испорченность нашей природы, передаваемую по естественно–биологическому закону наследственности от предков к потомкам, представляется простым, ясным и удовлетворительным для нашей мысли лишь до тех пор, пока догмат о грехопадении рассматривается сам по себе, вне его связи с догматом искупления. Когда же мы и об усвоении заслуг Христовых поставим тот вопрос, какой мы ставим относительно вменяемости нам преступления Адамова, — то есть на каком основании мы пользуемся плодами Его крестной жертвы, — то увидим, что, оставаясь в плоскости доступной нам эмпирической действительности, мы на него так же не можем ответить исходя из реально–этического воззрения на искупление, как и руководствуясь «юридическим» его пониманием»[844].

Вопрос, поставленный Левитовым, действительно является одним из важнейших [вопросов] христианской апологетики, вернее, христианской теодицеи, и решен он может быть, конечно, не в плоскости нравственнопсихологической. Отдельные попытки его решения частично уже были рассмотрены в настоящем исследовании.

Но самая постановка вопроса у Левитова неправильна и страдает недоговоренностью.

грешника, в привитии ко Христу немощного члена, почему из полноты Церкви ему изливаются новые силы в других Таинствах, непосредственно следующих за крещением, — миропомазании и причащении.

1. Левитов П. В защиту юридической теории… С. 613–614.

Прежде всего нужно заметить, что «в плоскости эмпирической действительности» вопроса о действенности искупления (а не об усвоении заслуг) так же не существует, как и вопроса о наследственности (а не вменении) первородного греха: и то и другое является эмпирически воспринимаемой реальностью: как очевидно греховное расстройство, так же очевидно и преодоление греха — спасение силою Христа верующих.

Но, с точки зрения «юридической» теории, в терминах «вменения греха» и «усвоения заслуг» (сама терминология принимает какой‑то протокольный характер —■ «на каком основании») удовлетворительно ответить на этот вопрос нельзя. Это признает и Левитов: «Существует немало попыток примирить догматы о первородном грехе и искуплении в их «юридическом» понимании с требованиями нашего разума и нравственного обоснования, но все эти попытки, надо сознаться, не дают полного удовлетворения нашей мысли»[845].