Догмат крови

— Зато вне стен Думы нам придется выдержать трудный бой, — предрек Щегловитов. — В проклятой памяти пятом году эпилептики революции боролись с паралитиками власти. Пал эпилептик, окреп паралитик. Спасли Россию истинные сыны отечества, черносотенцы-монархисты. Но близится новый припадок революции, в которой инородцы примут самое деятельное участие. Ритуальное дело станет тем оселком, на котором мировое еврейство испробует прочность русской власти. Надо как можно тщательнее подготовить процесс. Что с обвинительным актом?

— Обвинительный акт утвержден, — доложил Чаплинский, — однако до сих пор нет ясности с кандидатурой обвинителя. В Киеве даже вполне русские люди боятся связываться с евреями. Все им должны, все у них в кармане!

Немного помолчав и улыбнувшись своим мыслям, Щегловитов сказал:

— Пригласим кого-нибудь из петербуржцев. Я поговорю с товарищем прокурора окружного суда Виппером, он юрист молодой, честолюбивый, рвется выступить на громком процессе. Еще важнее председатель суда. Практика показывает, что председательствующий может вытянуть даже слабо подготовленное дело. Припасен у меня один человечек, звезд с неба не хватает, зато верный. Болдырев его фамилия, я его переведу из Умани и пообещаю в случае удачного исхода процесса место старшего председателя киевской судебной палаты. Вас, Георгий Гаврилович, также в скором времени ждет высокое назначение.

Чаплинский зарделся и дрожащим от признательности голосом произнес:

— Премного благодарен. Я, ваше высокопревосходительство, намереваюсь подгадать под такую сессию, где побольше крестьян.

— Совершенно верное решение. Главное, чтобы дело не попало интеллигентным присяжным, которые оправдают Бейлиса. Ну, вы всю эту механику знаете. Извините, господа, прощаюсь. Жду доктора.

Покидая дом министра юстиции, Замысловский предложил Чаплинскому заглянуть в Государственную думу. Прокурор охотно согласился, все-таки было любопытно поприсутствовать на заседании российского парламента. До Думы было рукой подать, и не успел Чаплинский замерзнуть, как перед его глазами открылся громадный купол Таврического дворца. Они пересекли широкий двор и вошли в подъезд. Расписываясь в толстой книге и выправляя билет своему гостю, Замысловский пояснил:

— Депутатам платят десять рублей за каждое заседание. В первую и вторую Думы многие выборные от крестьянской курии пошли единственно ради этих денег. Вот когда был настоящий кошмар! В Петербург хлынуло все самое худшее, злобное и завистливое, что только породила земля русская. Крестьяне смотрели на депутатство, как на отхожий промысел; торговали билетами, пьянствовали и дебоширили по трактирам, а если их пытались унять, ссылались на то, что они лица неприкосновенные. Полиция, натурально, под козырек, но однажды одна кабатчица основательно прибила такого неприкосновенного, приговаривая: «Уж твоя-то пьяная харя для меня вполне прикосновенна». Слава Богу, Столыпин разогнал мятежное учреждение и ввел новый избирательный закон, давший преимущество образованным классам. Но и сейчас такого насмотришься, что невольно подумаешь, что, если бы восстал из гроба хозяин дворца светлейший князь Потемкин-Таврический, взял бы в руки свою усыпанную бриллиантами трость и погнал бы народных избранников в шею. Я вас провожу в черту оседлости.

— ?!

— Чертой еврейской оседлости думские остряки обозвали ложу печати, а почему — угадайте сами.

Угадать было несложно. В ложе печати сидели две дюжины репортеров, высоких и низкорослых, толстых и худых, лысых и кучерявых, и при всем том — на одно мучительно знакомое прокурору лицо. «Матка Бозка Ченстоховска! — мысленно воскликнул Чаплинский. — До чего характерные типы! Будто каждый самолично принимал участие в распятии Спасителя!»

— Цвет русской журналистики, — хохотнул Замысловский. — Прошу любить и жаловать: Фенгельсон и Гонфман из кадетской «Речи», основанной Баком и редактируемой Элькиным. Господин Гофштеттер из «Голоса Москвы», а за ним Лейба Мошкович Клячко, пишущий под псевдонимом Львов, спасибо, хоть не «князь Львов». Еще двое из «Биржовки» Проппера, они совсем отпетые, им даже свои руки не подают. Присаживайтесь, Георгий Гаврилович, поближе вон к тому господинчику напротив колонны. Хоть наши православные батюшки плюются при одном его имени, но он все-таки русский из консервативного «Нового времени». Я пойду позаседаю. Наши непременно схлестнутся с левыми по вопросу о Холмской Руси.