Догмат крови

Публика уже заполнила зал, председатель и члены суда давно сидели в своих креслах, обвинитель Виппер нервно перекладывал на конторке ненужные уже бумажки. Тягостное ожидание объединило всех — и судей, и поверенных истцов, и защитников. Студент ощутил непроизвольную нервную дрожь, нараставшую с каждой минутой. Он вцепился пальцами в жесткое сидение стула и тут же почувствовал, как заходили ходуном коленки; поставил на них локти, но дрожь пробралась внутрь. Так он и просидел, борясь с собственными руками и ногами, до громкого звонка, возвестившего, что вердикт присяжных готов.

По залу пронесся короткий шорох, потом все замерли, и установилась тишина, какой не было за все время процесса. Присяжные вошли гурьбой, смущенно прячась друг за дружку. Старшина Мельников на цыпочках подошел к столу и положил перед председателем лист с ответами. Голубев впился в Болдырева глазами, пытаясь угадать вердикт присяжных, но по его лицу ничего нельзя было узнать. Председатель внимательно прочитал ответы, передал лист членам суда, те тоже ознакомились с решением, вернули Болдыреву. Еще несколько бесконечных секунд, и председатель скрепил своей подписью лист, промокнул чернила, отдал лист старшине. Мельников, одернув светлый жилет, зачитал тонким вибрирующим голоском первый вопрос, доказано ли, что в одном из помещений кирпичного завода Андрею Ющинскому из побуждений религиозного изуверства были нанесены сорок семь ран, повлекших за собой почти полное обескровление тела и смерть его.

— На этот вопрос нами дан следующий ответ, — старшина сглотнул слюну и коротко выдохнул: — Да, доказано!

Голубев почувствовал прилив ни с чем не сравнимого счастья. Два с половиной года трудов увенчались успехом. Киевским вампирам не удалось уйти от ответа. Он увидел, как по лицу Бейлиса разлилась мертвенная бледность.

— По пункту второму: «Если событие, описанное в первом вопросе, доказано, то виновен ли подсудимый, мещанин города Василькова Киевской губернии Менахем-Мендель Тевьев Бейлис… — старшина скороговоркой зачитывал второй вопрос.

Голубев набрал полные легкие воздуха, чтобы провозгласить громовое «Ура!» обвинительному вердикту.

— Нет, не виновен, — тихо произнес старшина.

Голубев поперхнулся. Все вокруг молчали, думая, что ослышались. Бейлис рухнул на скамью как подкошенный. Ему подали воды, в тишине было слышно, как зубы приказчика стучат о край стакана. Потом в разных концах зала и на хорах раздались робкие одиночные аплодисменты, и вслед за этим зал суда взорвался ликующими криками. Люди будто сошли с ума, вскакивали со своих мест, обнимались и целовались. Адвокаты жали руку Бейлису, хлопали его по плечу, а он рыдал и смеялся одновременно.

Голубев прирос к стулу. У него возникло ощущение нереальности происходящего, как на уроке в гимназии, когда он был вызван к доске и ничего не мог ответить из космогонии. Он убеждал себя, что это нелепая ошибка. Председатель суда зазвонил в колокольчик, заронив призрачную надежду, что сейчас он рявкнет на старшину: «Что за чепуху вы городите!». Но Болдырев всего лишь объявил, что судьи удаляются на совещание. Розмитальский заспорил с соседом, что коронные судьи по закону имеют право не утверждать заведомо неправильное решение присяжных. Ему отвечали, что это право распространяется только на тот случай, если члены суда единодушно придут к выводу, что осужден невиновный. Голубев заткнул уши, не желая слушать возражений. «Отменят, обязательно отменят», — шептал он про себя как заклинание. Судьи отсутствовали не более четверти часа, и это короткое время показалось студенту вечностью. Вернувшись из совещательной комнаты, Болдырев строго поглядел на публику и огласил определение суда, в котором Голубев от волнения не понял ни слова. И только когда Болдырев сказал Бейлису: «Вы свободны», он ощутил такое же чувство отчаяния и безысходности, как в детстве после равнодушных слов учителя: «Голубев, кол!»

Конвоиры сунули сабли в ножны и отошли от подсудимого. Зал разразился криками восторга, все бросились к деревянному ограждению поздравлять Бейлиса и его адвокатов. Голубев, как лунатик, поднялся с места и двинулся к выходу. По дороге он наткнулся на Замысловского и машинально спросил:

— Как же так, Георгий Георгиевич?

Депутат сконфуженно пробормотал:

— Видите ли, Володя, оправдательный приговор нельзя считать безусловным поражением. Главное, что ритуал доказан.

Студент недоуменно поднял на него глаза: «О чем это он?» и двинулся дальше. У дубового барьера он натолкнулся на плотную толпу репортеров, поздравлявших защитников.

— Ша! — крикнул, перекрывая общий гвалт юнец в ермолке. — Ша! Дайте же сказать Оскару Осиповичу.

До ушей студента донесся ликующий голос:

— Оправдание стало естественным результатом разработанной мною тактики…

— Качать Оскара Осиповича, гордость русской адвокатуры! — зычно провозгласили из толпы.