Догмат крови

Если такой маньяк рыскал в поисках жертвы по лукьяновским ярам, то вероятно именно его встретил печник Ященко неподалеку от пещеры. На это можно резонно возразить: предположения предположениями, но где доказательства? Что же, попытаемся найти следы садиста. Из опыта криминалистики известно, что серийному убийце трудно остановиться. Если в Киеве действовал маньяк, рано или поздно должна была появиться новая жертва. И такая жертва была обнаружена в киевском пригороде Фастове.

Что более всего поражает в Фастовском деле при его сравнении с делом Бейлиса, так это сходство почерка преступления, а также близость места и времени его совершения. После громкого процесса прошел всего лишь один месяц, еще не остыли страсти, а Киев вновь был взбудоражен вестью о зверском убийстве ребенка. Приведу выдержку из рапорта уездного исправника: «Около 7 часов утра 27 сего ноября приставом 2-го стана вверенного мне уезда были получены сведения, что в м. Фастове, по Воскресенской улице, на лесном складе Кагана обнаружен труп какого-то человека… Прибыв на склад Кагана, чины полиции действительно нашли там, в скрытом месте, между задней глухой стеной нежилого домика-конторы и кучами лесного материала труп мальчика, который лежал на подмостках из дерева в виде нар, положенных на брусьях… Под трупом на досках и на земле также лужи крови, а на шее около 13-ти колотых расположенных под подбородком, на пространстве от одного уха к другому, ран, причиненных, по-видимому, перочинным ножом. Других признаков насилия не найдено…»[35]

Итак, на теле убитого было обнаружено тринадцать колотых ран. Снова зловещее число — «двенадцатью испытаниями ножа и ножом», как сказано в трактате «Зогар». Однако в Фастовском деле имелись два существенные отличия от дела Бейлиса. Во-первых, еврей Фроим Пашков (Пасиков) опознал в убитом своего сына Иосселя, а во-вторых, неподалеку от места преступления был задержан неоднократно судимый Иван Гончарук в запачканной кровью одежде, с окровавленным ножом за голенищем. Поскольку жертвой оказался еврейский мальчик, а подозрение пало на бродягу, черносотенцы не имели оснований связывать это преступление с ритуалом.

Вместе с тем в напряженной атмосфере того времени Фастовское дело не могло не стать предметом домыслов и спекуляций. Начало положила газета «Речь», являвшаяся главным печатным органом партии кадетов. Корреспондент этой петербургской газеты съездил в Киев, поговорил с очевидцами и изложил свою версию происшедшего. По его словам, арестованный Гончарук был близок к членам Союза русского народа: «он имел какие-то знакомства и связи на станции железной дороги, где весь штат служащих состоит из «союзников». Соседи по ночлежке видели у Гончарука большую сумму денег, а самое удивительное, что он присматривался к русским подросткам, словно намечая будущую жертву. По словам корреспондента, убийца случайно принял Иосселя Пашкова за русского: «Что мальчик говорил с какой-то девочкой (сестрой) по-еврейски, могло его и не смутить, потому что в этой местности многие христианские дети говорят свободно по-еврейски». Газета «Речь» прозрачно намекала на то, что убийца, нанятый черносотенцами, должен был зарезать христианского ребенка, чтобы можно было устроить новый ритуальный процесс: «И вот он заводит свою жертву на еврейскую усадьбу и там закалывает ее 13-ю ударами ножа в шею по всем правилам «ритуала», столь популярно изложенного гг. Замысловским, Шмаковым и компанией. Все это невольно наводит на мысль, что за спиной убийцы могли здесь стоять «черные цадики» из той «секты», которой хорошо ведома тайна политико-ритуальных убийств…»[36]

Воистину помешательство овладело всеми. Одним мерещился всемирный жидо-масонский заговор, другие во всем усматривали полицейско-черносотенную провокацию. Но такова была сила печатного слова, что судебное ведомство незамедлительно взялось за проверку газетной корреспонденции. Тело Иосселя Пашкова было извлечено из могилы, прозектор Туфанов произвел повторное вскрытие. Ни один из фактов, упомянутых в корреспонденции, не подтвердился.

На этом, однако, помешательство не прекратилось. Спустя несколько дней начальник киевского жандармского управления полковник А. Ф. Шредель доложил директору департамента полиции С. П. Белецкому: «… возникли основательные предположения о том, что задержанный по подозрению в убийстве Иван Гончарук к этому делу не причастен и что убитый Иоссель Пашков не есть сын еврея Пашкова, а христианский мальчик, исчезнувший из Житомира в начале ноября 1913 года, сын местного канцелярского чиновника Тараненко, который до предъявления ему трупа дал точное описание особых скрытых примет, действительно оказавшихся на трупе»[37].