Догматическое Богословие

«Если Отец созидает чрез Сына, — говорит святитель Василий Великий, — то этим ни зиждительная сила в Отце не представляется несовершенной, ни действие Сына не {8} признается бессильным… И у Сына не недостаточно созидание, если не совершено Духом… Отец хочет творить чрез Сына… и Сын хочет совершать чрез Духа» [10].

Вселенский Никео-Цареградский Символ веры ясно свидетельствует и требует от верующих исповедания творческой деятельности всех трех Лиц Святой Троицы: «Верую… во Единого Бога Отца Вседержителя, Творца небу и земли, видимым же всем и невидимым» (I член Символа веры).

«И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия… единосущна Отцу, Им же вся быша» (II член Символа веры).

«И в Духа Святого, Господа, Животворящего…» (VIII член Символа веры).

Литература

7 глава 2 Маккавейской (неканонической) книги. Обратить особое внимание на стих 28. Из пособий рекомендуется познакомиться со статьей архимандрита (ныне епископа) Петра Л'Юилье «Замечания о Символе веры» (ЖМП. 1969, № 1 С. 75–79; № 2. С. 64–69: № 3. С. 65–71) и с отдельными главами из сочинений В. Н. Лосского:

1. Очерк мистического богословия Восточной Церкви // Богословские Труды. Вып. 8. — М., 1972. — Гл. 5: Тварное бытие. — С. 50–61.

2. Догматическое богословие // Богословские Труды. Вып. 8. — М., 1972. В главе второй: § 6. Творение. — С. 144–146. § 7. Триединый Бог-Творец и Божественные идеи. — С. 146–148. § 8. Творение: время и вечность. — С. 148–151.

2. Особенности Библейского повествования о творении мира

«Истор  — это тот, — говорит В. В. Болотов, — кто сам был при событии» [11], наблюдал его, был его очевидцем. Поскольку свидетелем сотворения мира, его «истором» {9} никто из людей быть не мог, то совершенно очевидно, что библейское сказание о творении не есть обыкновенное историческое повествование, основанное на свидетельствах непосредственных очевидцев. Предмет этого сказания мог быть открыт людям только Самим Богом.

Сказание о творении мира есть результат особого откровения Божия. Можно думать, что оно дано было не только Бытописателю, но и задолго до него жившим первым людям — участникам близкого общения с Творцом во время тех «теофаний» (богоявлений), которые имели место в раю до грехопадения прародителей. Такое первоначальное откровение могло перейти затем в устное предание, сохранявшееся как в избранном потомстве Авраама, так и в среде иных народов (у последних, конечно, в значительно менее чистом или даже в сильно искаженном виде).

Рассказ (или два повествования — если принять гипотезу о двух в разное время составленных текстах: так называемом «священническом»: Быт. 1, 1–2, 4 до половины этого стиха, и ягвистическом: Быт. 2, 4, 24) о творении имеет богочеловеческий характер. Божественная истина, или чистейшая мысль Божия, составляет основу этого рассказа, как и всего вообще богодухновенного Священного Писания, согласно свидетельству апостола Павла:

«Все Писание богодухновенно »

 — (2 Тим. 3, 16). Однако эта мысль Божия облечена в условную форму, что связано с человеческой ограниченностью.

Каждому непредубежденному человеку понятно, что у Библии имеются свои особые цели, которые нельзя ни отождествлять с целями естественно-научными, ни противопоставлять им. Прекрасно сказал об этом М. В. Ломоносов, великий русский ученый-естествоиспытатель, сочетавший с энциклопедическими знаниями глубокую религиозность: «Создатель дал роду человеческому две книги: в одной показал Свое величие, в другой Свою волю. Первая книга — видимый мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на величие, красоту и стройность его частей, признавал Божественное всемогущество, по мере да{10}рованного ему понятия. Вторая книга — Священное Писание. В ней показано благоволение Спасителя к нашему спасению… Наука и вера суть две сестры родные, дщери одного Всевышнего Родителя» [12].

Вопрос о значимости священного текста 1 и 2 главы Книги Бытия для православного веросознания решается независимо от критических исследований ученых-библеистов. Если бы даже и было доказано, что главы эти написаны в разные эпохи и под влиянием обстоятельств, характерных для различных этапов истории ветхозаветного Израиля, для веры решающее значение имеет тот факт, что и Ветхозаветная и Новозаветная Церковь всегда соединяла написание Пятикнижия в целом с именем святого пророка и Боговидца Моисея. Не подлежит сомнению, что изображенная в этих главах общая картина миротворения была показана именно ему, Моисею, о котором сказано:

«И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал лицем к лицу»

(Втор. 34, 10).