Я уже не мог быть местечковым гением и принадлежать какой-то одной отдельной группе. Я вырос в своих глазах и уже давно перерос не только всесоюзный уровень, но и всеземной.
Ну, а пока… Пока мы справляли третий день свадьбы в ресторане Прага. Вчера тоже тут справляли. Но вчера все желающие нас поздравить просто в залы не влезли. Поэтому пришлось арендовать ресторан ещё на один день. В смысле не арендовать, конечно, в привычном понимании этого слова, где кто-то приезжает и договаривается с местной администрацией.
Нет, конечно. В этом плане было проще.
Директору ресторана позвонили, откуда надо, и тот мгновенно безоговорочно согласился закрыть ресторан на спецобслуживание.
Вот теперь сидим тут, и гуляем…
Если честно, то меня эти поздравления, пожелания и бесконечный шум с гвалтом уже изрядно надоели. Хотелось уединения. Хотелось поговорить с ребятами из ВИА. Хотелось узнать, как у них успехи. Как они съездили в Югославию? Да и про другие дела и проблемы узнать хотелось.
Но постоянные крики «Горько!», не давали моим мечтам и желаниям сбыться. А ведь этот третий день свадьбы был далеко не последним. Уже послезавтра, мне предстояла ещё одна попойка. Только уже не у нас в СССР, а у них в ФРГ. И там тоже дня три-четыре гулять придётся. Смогу ли я не умереть после этого — это вопрос. Но если я вопреки всему всё же выживу, то, как там отгуляем, согласно договорённости, мы сразу же вновь вернёмся на ПМЖ в Советский Союз. И рожать Мотька будет тоже тут. Это условие было выдвинуто не только мной, но и МИД, который так и заявил: «Ребёнок станет гражданином СССР и это не обсуждается. В противном случае все сделки отменяются».
Немцам пришлось пойти на уступки и скрипя зубами согласились. Но насколько я понял, они всё же окончательно не сдались. Мне намекнули, что, вроде бы, уже потихонечку и кулуарно в каких-то не высоких международных кабинетах начал муссироваться вопрос о втором гражданстве, даже несмотря на то, что в СССР никаких вторых, третьих и последующих гражданств предусмотрено не было.
— Горько! Васин! Вставай! Не видишь, народ ждёт?! — прокричал сидевший через двух человек, названный отец — мой заместитель и полковник КГБ в отставке товарищ Кравцов. После чего, по своему обыкновению засмеявшись, добавил: — Допрыгался голубчик!
Пришлось встать, помочь подняться теперь уже моей беременной Мотьке и под одобряющий смех, веселье и скандирования, быстренько чмокнуть ту в губы, тем самым вызвав безудержную радость и восторг всей тысяче «близких» друзей и родственников друзей, что присутствовали в этот день в ресторане на семейном банкете.
Глава 3. Горе и песни
— Горько! — закончив свой тост, закричал очередной то ли горкомовец, то ли обкомовец с какой-то части нашей необъятной страны.
Пришлось опять поцеловать невесту и, пока на сцену выходил очередной оратор-тостоговорильщик, поинтересоваться у Кравцова:
— Когда концерт-то начнётся?
— Через десять минут, — посмотрев на часы, ответил тот.
— Благодарю Вас, — вздохнул я и налил себе стакан «гномьей-особой».
— Саша, так вроде бы уже договорились, что до рождения ребёнка мы с тобой не будем ничего крепче чая выпивать. Нам же нельзя. У нас будет бэйби, — распахнув свои глазищи, тут же напомнила мне Мотька.
— Это тебе нельзя. Ты рожать будешь. А я рожать не собираюсь, — констатировал очевидный факт я и, улыбнувшись будущей тёще, сидевшей недалеко от невесты, выпил.
Та натужно улыбнулась в ответ и что-то начала выговаривать своему супругу — герру Веберу. Тесть послушно кивал в ответ и, добродушно улыбаясь нашим сотрудникам МИД, продолжал с ними дискуссию.
Фрау Лисхен же, так звали мою новоиспечённую родственницу, увидев, что муж никак не реагирует на её слова, вновь посмотрела на нас с Мотькой и вновь натянула на лицо искусственную улыбку.
— Миритесь мама, ваш зять гуляка и разгильдяй, — улыбнулся я ей в ответ.
И специально, пока она не отвела от меня взгляд, налил целый фужер «беленькой» и…
— Саша, хватит, ты видишь, моя мама недовольна, — толкнула меня в бок Мотька.
Я сделал небольшой глоток, закусил солёным огурчиком и, выдохнув, произнёс:
— Мама? Ты ж говорила, что приёмная тебе — в смысле ты приёмная её, а она тебе мачеха.
— Ну да. Но папа хочет, чтобы я её мамой называла. Вот я и называю.
— Называй как хочешь, только будь со мною рядом. Я не против, — отмахнулся я и, вспомнив события, произошедшие в этом ресторане около года назад, с тоской произнёс: — Только слабачка эта наша заграничная тёща. Другое дело наши дородные тёщи. Я знавал одну такую. У Коли «Крокодила» именно такая тёща была. Вот она, в отличие от твоей — по всем понятиям тёща. За несколько ударов отправила и Колю, и братву его в самые натуральные нокауты и нокдауны. Причём, что интересно, сделала она это именно на этом ринге — то есть в этом зале. Вот там да… — мощь! Там без всяких «муси-пуси» и улыбочек. Там слово и дело! Только что не так зять вякнул, сразу в зубы и минус челюсть.