Догнать любовь

– Да, хорошо, я тебе ужин под салфеткой оставлю.

– Спасибо. – Ира готова была заплакать. Ее любили все – родители, однокурсники… И только Быстров ей не позвонил сегодня.

Она закрылась в своей комнате, легла на постель и затихла.

Через два дня начались занятия в институте. Ира Кузнецова приезжала на лекции первой. Она тщательно все конспектировала, задавала вопросы и вообще была самой активной студенткой. Еще она записалась на факультативы и на семинары. Кто-то в учебной части удивился:

– Ты когда все успеешь?

– Успею, – отрезала Ира, – у меня много свободного времени.

И она успевала. Не надо было бы спать, она бы и ночью что-нибудь делала. Только чтобы не думать о Саше Быстрове, который после той их встречи так и не позвонил. Ира не искала встреч с ним, не звонила одноклассникам, чтобы узнать какие-нибудь новости или сплетни. Она не нашла объяснения этому странному молчанию и исчезновению. И не искала. Внешне казалось, что она забыла о нем, вычеркнула его из памяти. И никто не догадывался, что с ней происходит. Только однажды Людмила Михайловна, посмотрев на дочь, сказала:

– Я же говорила – маленькие вы еще. Школу-то только вчера окончили.

– Да, мам, ты была совершенно права, – спокойно ответила Ира.

Часть вторая

Июнь и июль для Новгородцевых промелькнули мгновенно. Дел было много, а потому некогда было отмечать даты на календаре.

Квартира на Черной речке им понравилась – не такая запущенная, чтобы делать глобальный ремонт. Удобная планировка, приличные соседи и вполне себе спокойный район. Елена Владимировна договорилась с риелтором, сопровождающим сделку, что все документы они оформят сейчас же, в этот их приезд.

– Понимаете, за деньги, которые мы потратим на переезды туда-обратно, мы купим часть бытовой техники, – поясняла она.

Алина опять морщилась – ей была неприятна откровенность матери. «Почему нельзя просто сказать: «Нам удобно оформить все сейчас». И точка. Солидно, весомо. Нет, надо обязательно рассказать о своих обстоятельствах». Вообще, Алина невольно отмечала все промахи и неловкости, которые допускала Елена Владимировна. Новгородцева постоянно одергивала мать и делала ей замечания. Особенные придирки вызывала одежда. Елена Владимировна в поездку взяла с собой минимум вещей и одну пару обуви – кроссовки. Хозяйственно-полуспортивный вид никак не шел ей. Казалось, что она приехала на рынок продавать мясо.

– Мама, с твоим типом внешности надо носить особенно элегантную одежду.

– А какой у меня тип? – удивилась мать.

– Такой, деревенский. И эти волосы… Давно надо было стрижку сделать.

– За ней ухаживать надо. А мой график работы и жизни не позволяет такой роскоши. Времени у меня на парикмахерские всегда мало было.

– Неправда это. Тебе кажется, что в этих длинных волосах твоя индивидуальность, – жестко ответила Алина, – так всегда бывает. Человек вобьет себе в голову ерунду и свято верит в нее. А на самом деле…

– На самом деле, дочка, у тебя плохое настроение и ты пытаешься меня обидеть, – спокойно произнесла Елена Владимировна. Алине стыдно не стало, и маму она не пожалела. Только расстроилась, что ее раскусили.

Да, настроение у нее было плохое. Пока мать договаривалась с нотариусом, риелтором и открывала счет в соседнем отделении Сбербанка для совершения сделки, Алина пыталась дозвониться до Саши Быстрова. Ей хотелось с ним поговорить, рассказать о том, что она скучает по Красноярску и даже представить не может, что будет делать в Питере, где нет знакомых. Еще она собиралась ему сказать, что, если он будет на сборах в Питере или рядом, пусть обязательно сообщит – они могут встретиться. Алина раз десять набрала номер мобильного, но ей сообщали, что телефон абонента отключен. На какой-то момент ей пришла в голову шальная мысль, что Быстров летит в Петербург, поэтому телефон молчит. «Я просто дура! – мысленно одернула себя Новгородцева. – С чего я взяла, что он сюда прилетит?» Алина походила по улицам, посидела в сквере, вышла к сфинксам на Невке. Она постаралась свыкнуться с мыслью, что все это – теперь ее окружение, ее жизнь. Теперь, когда у нее плохое настроение, она не в лес сбегать станет, а будет ходить среди этих красивых старых домов или уезжать на море. У нее было странное чувство – они с матерью перебирались туда, где было визуальное многообразие, а пища для ума и души имелась в неограниченном количестве. Она сожалела, что этого не произошло раньше – хотелось стать своей в этом мире. Но детская память не отпускала то, что было видно из окна ее деревенского дома. И, наверное, сама того не подозревая, в Быстрове она видела кусочек той жизни. Она сидела на парапете у зеленого сфинкса, когда зазвонил телефон.

– Это ты?! – ответила она, не посмотрев на номер.

– Ты что так кричишь? – раздался голос матери. – И вообще где ты?

– Недалеко.

– Завтра сделка. Я решила, что мы пробудем тут неделю, или сколько там надо, чтобы получить ключи, и уже тогда полетим за Байкой.

– Да, за Байкой, – вдруг растрогалась Алина, – она думает, что мы ее бросили.

– Дочка, перестань. Я сама переживаю, как она без нас.