Догнать любовь

– Это вы так решили? – иронично спросил доктор.

– Это все говорили.

– Скажите, а вы контактировали с ее тренером? Со школьными учителями?

– Мне некогда было. Мы жили далеко от города. Муж умер недавно. Она с ним очень дружна была. И он к спорту ее приучил. Именно к лыжам. К тому же проблем никаких не случалось – все ровно, спокойно, предсказуемо. У меня даже повода не было в интернат заглянуть. Мы знали, что у нее неважно с предметами некоторыми. Но цель была – попасть в сборную. Ее цель. Мы поддерживали, как могли. Но чтобы что-то из ряда вон выходящее… Нет, такого не было.

– Понятно. А юноши? Она встречается с кем-нибудь?

– Ей некогда. У нее тренировки.

– Но кто-то же нравился?

Елена Владимировна пожала плечами:

– Можно ли серьезно говорить о школьных увлечениях!

– Можно. Жаль, что вы не в курсе.

– Знаете, я на своих плечах вынесла переезд в Петербург. Все сама. До этого – смерть мужа. Я была не в самом лучшем состоянии. Алина, конечно, помогала, но у нее был тоже трудный год.

– Я все понимаю. Мой совет – осторожно проконсультируйтесь со специалистом. Приступы такой агрессии лучше как-то снимать. Иногда это можно сделать обычной беседой. Или несколькими.

– Она – не псих. Не идиотка. Она очень собранный и волевой человек. Она создана для спорта. И все в своей жизни делала, чтобы им заниматься. Но сейчас она просто устала, – решительно сказала Елена Владимировна

– Нет. Не просто устала. Она очень долгое время подавляла в себе желания, свободу. Спортивная жизнь зарегулирована. Это и диеты, и режим, и необходимость выкладываться, и отказ от свободного времени. А вы знаете, что очень полезно иногда лечь позже обычного, съесть запретное, прокричать во весь голос, просто побеситься. У вашей дочери, похоже, не было такой возможности. Занятия спортом исключают подобные вольности, жизнь в интернате не дает этой возможности – ребенок всегда на виду, на «чужих» глазах, при свидетелях. Дома в выходные для этого мало времени – усталость берет свое. Представляете, что накопилось в ней? Вспомните, были ли у вас с ней беседы по душам. Откровенные. Не формальные – как дела, поешь, сделай уроки. А по-настоящему откровенные? Плюс надо учитывать то, что досталось по наследству.

– В нашем роду психов не было.

– Господи, да при чем тут психи? Тут о душевной организации речь идет. Кто-то толстокожий. А кто-то, несмотря на бравый вид, чувствителен и требует ласки, внимания, сюсюканья. Повторяю, обратитесь к специалисту. Девочку вашу очень жалко.

– Наша девочка выходит замуж, – вдруг сказала Елена Владимировна. Она даже не поняла зачем. Ведь этому постороннему врачу дела нет до их семьи.

– О, что ж, – поднял брови доктор, – значит, нашла убежище. Я не могу больше задерживаться у вас. До свидания.

Елена Владимировна закрыла за ним дверь. Прошла на кухню и заплакала. Реветь она старалась тихо, чтобы не разбудить заснувшую Алину.

Через месяц, когда в Петербурге уже все деревья стояли золотыми, Алина с матерью вылетели в Германию. Было решено, что знакомство жениха и будущей свекрови состоится почти одновременно с бракосочетанием. Елена Владимировна понимала, что противостоять дочери не будет. В силу характера вслух одобрить этот шаг она не могла, но и переубеждать дочь не решилась. Тот самый приступ напугал ее. Елена Владимировна долго размышляла над словами и советом врача «Скорой помощи». Она мысленно согласилась, что Алина устала за этот год, но не приняла совет врача показать дочь специалисту. «Еще чего не хватало! Таскать ее по консультациям! Только хуже сделаю!» – приняла решение Елена Владимировна.

Алина же после случившегося чувствовала себя плохо. К переживаниям и сомнениям добавился стыд. Ей было неловко за свою истерику. В глаза матери смотреть не хотелось. Было бы легче, если бы Елена Владимировна первая начала разговор о случившемся. Например, сказала: «Ну, ты даешь! Зачем так расстраиваться!» или «Ты меня напугала. Но это у тебя случилось от усталости». Елена Владимировна предпочла обойти случившиеся молчанием. Словно ничего и не было. Более того, она как-то (хотя, может, и не нарочно) громко вздохнула, переставляя на полке «травмированные», но уцелевшие фигурки. Алина услышала в материнском вздохе сожаление и даже раздражение. Этот срыв дочери мог бы стать удобным поводом для долгого и теплого разговора с матерью. Но не случилось. Все, что было необходимо рассказать друг другу, осталось в глубине. Поэтому в Граубах они приехали несколько недовольные друг другом. Конечно, Елена Владимировна жалела дочь и беспокоилась за нее, но «отпустить» ситуацию, великодушно принять решение Алины она не смогла. А потому на происходящее в Граубахе Елена Владимировна смотрела несколько критически и с сомнением.

Эрик Фишер, который звонил Алине по два раза в день, встретил их в аэропорту. Он, не стесняясь будущей тещи, радостно расцеловал Алину и сказал:

– Я уже не верил, что ты приедешь!

Алина перевела его слова матери. Та хмыкнула и сказала, что «ничего удивительного – с кондачка такие вопросы, как брак, не решаются».