– Ерунда, – отрезала Алина, – просто на износ. И если у него дурное настроение – на выживание. Я не шучу. Я все это помню. Не говоря о том, что у него манеры маленького фюрера – «вы все должны беспрекословно подчиняться мне». Знаешь, у нас не было даже свободного времени.
– И это слышал. Расслабиться невозможно было.
– Вот. Но даже это можно было потерпеть. Но он – лгун. Я выиграла дистанцию на соревнованиях. Это было ясно не только мне, но и остальным. Но он при всех присудил победу другой. Той, с которой я соревновалась. И еще посмел меня упрекать в том, что я подвела команду. Я это все послушала и послала его.
– Кроме него, еще куча тренеров. Могла пожаловаться, перейти к другому.
– Может быть, но, видимо, устала. Очень. Поэтому высказала ему все в лицо. И ушла.
– Рисково. Ты так хорошо выступала, могла бы дальше идти. Вот что у тебя было, так это – спортивный характер.
– Значит, не было, – рассмеялась Алина.
– Надежды на Олимпийские игры и… магазин спортивных товаров. Это даже не смешно, – сказал Быстров.
– Я и сама так думаю. Но так случилось. И я не жалею.
– Да, удивительное дело… Я думал, что на Олимпийских играх выиграешь. Даже не сомневался. В себе сомневался, в тебе – нет. – Быстров открыл вторую бутылку вина.
– Как интересно. Я даже не догадывалась, что ты обо мне думаешь. Знал бы ты, что думала о тебе я.
– Я вот догадывался, – рассмеялся Быстров и наполнил ее бокал.
– Спасибо. – Алина отпила немного. – Столько выпили, а голова трезвая.
– Вино хорошее. И поели плотно. И никуда не спешим. Вон ночь за окном.
– Да. – Алина рассеянно посмотрела в окно и вдруг сказала: – Я влюблена в тебя была. Как кошка. Мне казалось, что никого больше нет на свете.
– Ладно тебе, – отмахнулся Быстров.
– Серьезно. Знаешь, это так было приятно – любить на расстоянии. Я же понимала, никогда ты не ответишь мне тем же. Чувствовал, что я какая-то… Ну, такая, как ты сегодня сказал. Заброшенная, что ли. Вроде и семья, и не бедная, и дом… У меня шапка была цигейковая, такие уже лет двести не носили, а мама на меня все время ее надевала. Я не просила никогда ничего. Но она же должна была видеть, что так никто не ходит. Но они, родители, не придавали значения вещам. А я в электричке в ней ехала, а у школы снимала.
– Это в наши-то морозы?
– Ага. А ты еще был такой красивый и одет хорошо. И Ирка Кузнецова – тоже… – Алина осеклась. Помимо воли она упомянула красивую Кузнецову.
– Да, я хотел тебе сказать, что Ирка…
– Быстров, ладно… – перебила его Алина, – все и так ясно. Ты с Мариной тогда дружил. Если можно так сказать.
– Можно. Она очень хорошая девчонка. И женой была хорошей. Только в школе мы мало соображали, а когда поумнели, оказалось, что не подходим друг другу. Но стаж наших отношений впечатляет. Не всякая семья проживет вместе столько лет. И дочка у нас отличная получилась.
– Скучаешь?
Быстров пожал плечами:
– Мы часто разговариваем по телефону, встречаемся обязательно, если я приезжаю.
– Знаешь, я никогда не верила в то, что вы с Маринкой поженитесь. Так, в школе «гуляли» вместе, потом, думаю, все иначе будет. А вот, гляди…
– Я бы не женился, если бы не ребенок. У нас тогда уже как-то заканчивалось. Почти. Стало понятно, что дальше – никуда. Нет продолжения. К тому же… Я вдруг понял, что мне нравится… – Быстров запнулся, потом вздохнул. – Но Маринка такая… Понимаешь, делала вид, что ничего не происходит. Словно не понимает. И это очень сбивало с толку. Сказать: «Очнись, давно все изменилось!» – не получалось. Она такая спокойная, вежливая, ласковая, но не навязчивая. Рука не поднималась, иначе говоря.
– Вот! Я всегда говорила, что лучше всего правда! Сразу, с места в карьер! И потом все – никаких проблем.
– Это как сказать. Люди разные. Так и с катушек слететь можно.
Новгородцева почувствовала, что ей жарко. За окном была темень, дул холодный ветер, но никто из них даже не попытался прикрыть окно и балконную дверь. Алина к этому моменту полулежала в глубоком кресле, задрав ноги на подлокотник. Быстров улегся на небольшой диванчик. В комнате было темно. Выпитое вино расслабило – уже не было стеснения или деликатности. Каждый говорил, что хотел.
– Вы были плохой парой, – сказала Алина. – Маринка симпатичная, но…
– Она – нормальная, – отрезал Быстров, и Новгородцева поняла, что, несмотря на выпитое, он придерживается правил. Да, можно поговорить об отношениях, но обсуждать бывшую любовницу и жену он не намерен. Это понравилось Новгородцевой.
– Правильно. Настоящий мужчина о своих женщинах не сплетничает.
– Да, это верно. Но иногда не знаешь, как сказать… Как произнести нужно… – неожиданно эмоционально произнес Быстров.
– Ладно тебе. Никто ни у кого не просит этой правды. От нее одни проблемы! Вот и меня ты не пощадил. Я просто даже обескуражена. Это какой же клушей ободранной я выглядела!
– Я в лицо сказал. Это – другое. И потом, мы честно разговариваем. Открыто.
– Да, вот я призналась, что всегда была влюблена в тебя. Но ты лишил меня иллюзий. Мне даже сейчас хотелось бы надеяться, что я нравилась тебе хоть чуть-чуть.