Догони свое время

Балда, как только услышал насмешливый голос ветеринара, так и зашёлся весь в пронзительном визге, кинулся в угол, кинулся в другой – везде тупик. Балда лёг, по-собачьи положив голову на осклизлые половицы, опасливо кося одним глазом на непрошеного гостя.

– Э, командир, так у него чумка! Посмотри на холку!

То ли от горячей похлёбки, то ли от испуга при виде своего мучителя, кожа у поросёнка действительно покрылась красными, цвета созревшей вишни, пятнами.

– Какая чумка! Полчаса назад он жрал, как удав!

– Бывает, бывает! Чумка – зараза летучая. Ты вот тоже, если с вечера шалаву оприходуешь, глядишь – на утро уже триппер поймал. Так и здесь…

Я озабочено оглянулся на поросёнка. Дышал он теперь, как мне показалось, отрывисто и с хрипотцой. Бока, не то чтобы тощие, а не совсем налитые, ходили ходуном.

– Командир, я тебе, конечно, помогу, но и ты меня не забывай, когда в городе за бутылку сядешь. Ты как, концом не маешся, а то я вам обоим кубиков по двадцать пиницилинчику вкачаю – и дело с концом!

– А что? Без меня нельзя? У меня, вроде, всё в полном порядке!

– Ну, для профилактики! Мало ли что?.. А то – смотри, как знаешь. – Жоржик спокойно повернулся к выходу, делая вид, что его дело – чужая сторона. Мол, не хочешь – не надо.

– Подожди, – попридержал я его за плечо, – мне пока, тфу-тьфу-тьфу! пенициллин не нужен, а Балду выручи. Загнётся ещё. Жалко! У тебя шприц с пенициллином здесь?? – Обижаешь, командир!

Жоржик подхватил с повозки свою походную ветлечебницу, от которой так несло креозотом, хоть ноздри затыкай.

Пока Жоржик возился возле сундучка, Балда обречённо смотрел в его сторону, не поднимая головы, мол, делайте со мной, что хотите, я всего лишь тварь бессловесная…

Так обычно смотрит уставший от болезни человек, лёжа на операционном столе.

Я на всякий случай присел возле питомца на корточки, и, ласково что-то приговаривая, почёсывал его за ухом.

От молниеносного укола шприцом, как мне тогда показалось, соразмерным велосипедному насосу, Балда только передёрнулся и снова положил голову на половицы.

– Оп-ля! А ты говоришь! Жить будет до первых морозов, а там, как ты говоришь, холодный нож решит все проблемы! – Ну, ты заходи! – толкнул Жоржик меня по-свойски в бок. Шашлычков наделаем. У нас в деревне, если по-церковному, мясоед. Кончай поститься! Приходи, поправишься. А то вон как отощал!

– Ладно, ладно! Приду. Куда я денусь? – пообещал я неуверенно, уязвлённый его бесцеремонностью.

После некоторых размышлений, когда стало смеркаться, я решил: – Давай, пойду!

Водки дома не было, и я отправился к сердобольной соседке нашей Марусе. Та выручит. Верну потом, когда жена приедет…

Пойду, давай!

– На! – говорит Маруся, протягивая мне бутылку ещё советской натуральной водки. – Хороша будет! Не как теперешняя – яды-химикаты! Вон наших помёрло сколько от заразы поддельной. А свою чистую хлебную самогонку гнать, терпения у них, выпивох, нет. Только заквасят, а на другой день уже бражкой выхлестают, паразиты. Бери! – видя моё смущение, говорит Маруся. – Бери! Комбикорма теперь днём с огнём не найдёшь. А бутылку вернёшь потом. Чего ты? Жоржик, наверное, последнее выгребает. Всё равно весь колхоз разворовали. Председатель, вон, в городе коттедж в три этажа отгрохал. Дом культуры, да и только! Враз полфермы дойных коров под нож пустил. Сказал – ящур в области! Спасаться надо! Вот он один и спасся. И-эх! И это – власть?! А что делают там, в Москве, ужас берёт. Здесь – что…

5

Дом у Жоржика из красного кирпича. Богатый такой дом. Вместо шифера металлочерепицей крыт, под заграницу. Всё теперь делают «под заграницу». Под себя – ничего нет. Щиты рекламные на шатких телеграфных столбах и здесь, в запустении, красуются: – «Пей херши! Не дай себе засохнуть! Вливайся!»

Кого призывают? Мужики местные, которые остались, давно не просыхают. Так вымокли, что изнутри гнить стали. Всякий интерес к жизни потеряли. Вместо души плесень одна… Мухоморы-самоморы!

Я знал: Жоржик проживает один, но посторонних пускает к себе редко.

Я, посчитав, что приглашение в гости обязывает меня входить без стука, распахнул дверь. Аппетитный запах жареного мяса чуть не свалил меня прямо у порога.

Жоржик, высвечивая из узкой борцовской майки голубой татуировкой эротического характера, стоял у газовой плиты, и что-то помешивал в большой чёрной от копоти и жира сковороде. Рядом с горящей плитой, против всех правил безопасности, стоял огненно-красный баллон, постоянно напоминая цветом, что под стальной оболочкой находится сжиженный газ.

Видя мой вопросительный взгляд, хозяин кивнул на баллон:

– В мастерской взял. Всё равно валяется без дела. Мальчишки подорваться могут. А здесь – в безопасности.

Меня поразила внутренняя неуютность, неустроенность, и какая-то отстранённая угнетающая холодность неоштукатуренных стен. На полу клочковато стелилось сено.

– А чего зря полы подметать? Здесь как в поле сенокосной порой. Привычка. Ягодой пахнет, – посмеивается Жоржик.

Запаха ягод я, признаться, не почувствовал, а оригинальность подхода отметил. Правда, чего зря полы мести?