Догоняя Птицу (СИ)

-В принципе, никакого, - улыбнулся Птица, вставляя в протянутые руки наполненные чашки. - Никакого смысла нет. Но говорят, что кто-то выводит заблудившихся людей из самых запутанных пещер. Из любых пещер, и из крымских тоже. Спасает тех, кто потерял надежду.

- Ага, вот видишь, - обрадовался Хмурый. - Значит, все-таки что-то в этом есть...

- Что-то есть, - кивнул Птица. - И еще: если человек хоть раз услышит эту историю, - Птица не торопясь отхлебнул из чашки, - он уже никогда не сможет быть таким, как прежде. Одна его маленькая часть навсегда достается Белому Спелеологу...

Птица умолк, и все молчали, заглядывая в свои чашки. Дождь перестал, на крышу изредка падали крупные тяжелые капли. Лоте было грустно, что вечер заканчивается. Она давно заметила, что интересные разговоры начинаются сами собой и продолжить их потом по своей воле бывает крайне трудно. А еще она понимала, что такие вечера случаются только раз в жизни. И если бы нужно было выбирать между "скрепя сердце" и "скрипя сердцем" - она бы, безусловно, выбрала второе, потому что слышала, как сердце у нее тихо скрипнуло от этих предчувствий и тяжелых мыслей, хотя по словарю, безусловно, правильно первое.

Неожиданно налетел ветер. Вздохнули деревья, застучало по крыше, что-то упало и покатилось, лошади в загоне заржали. Распахнулась дверь, ветер протянулся по полу до самого окна. Хмурый покосился на висевшее на стене ружье.

И в этот миг Лота отчетливо ощутила: что-то меняется.

* * *

И тут же, без перехода, хотя прошла вереница дней - следующее воспоминание: они с Птица шагают вдвоем по римской дороге, и солнце сочится по капле сквозь облака, и где-то печально, по-осеннему курлыкает ворон.

-Смотри как красиво, - сказала Лота, в сотый, наверное, раз, обводя взглядом тусклую даль, где земля закруглялась, сливаясь с морем.

-Красиво, кто ж возразит. Пока не затошнит от этой красоты. У меня свойство, знаешь ли: стоит где-нибудь засидеться - и все, заболеваю душой.

-Но здесь - не где-нибудь. Здесь дом, лошади, ребята, - осторожно заметила Лота, силясь унять дрожь в голосе и изнывая от тоски.

-Дом, лошади... Все это привязки, обман. Майя, которой демоны стремятся нас одурачить и сбить с толку. Ребята твои скоро разбредутся. Это передышка: поживут вместе, заскучают - и пойдут дальше по своим делам, - Птица хитро посмотрел на Лоту, сорвал травинку и принялся ковырять в зубах.

-Но ведь в горах здорово, - Лотин голос как будто заперли в слабом прозрачном пузыре. Еще мгновение - пузырь лопнет, и голос вырвется наружу. Она глубоко вдохнула - так глубоко, что потемнело в глазах, и задержала дыхание. Раз, два, три... Она отсчитывала секунды. И - выдохнула.

-Здорово, конечно, - продолжал Птица. - Но я уже здесь знаю каждую тропинку, каждый камень. Все приедается. Так устроена птичья душа. Да и сама подумай: чуть дальше в лето - появятся туристы. Людно станет в горах. Ты готова к тому, что к нам каждый день будет наведываться гость?

Лота сообразила: он ею манипулирует. Хочет испугать. Ему-то точно понравилось бы, если б у них каждый день появлялся кто-то новый. Он тосковал по новым людям, а она тосковала по нему.

-И потом, Крым - это хорошо, конечно... Но ведь это попса, понимаешь?

-Нет, не понимаю, - как можно спокойнее ответила Лота. Она знала, что это самое страшное слово, которое можно услышать от Птицы. - Почему попса?

-Потому что это всего-навсего курорт. Это с непривычки тебе кажется, что ух ты - горы! А эти горы, если пойти на север, скоро вообще перейдут в равнину. Крым - жалкий клочок земли, и мне здесь, честно говоря, тесно.

-А где тебе не тесно? - заботливо спросила Лота.

-Да кто ж его знает! Сибирь, может, или Алтай... Хибины - вот уж где природы действительно завались!

-Так может, поедем в Хибины? - ее голос снова задрожал. Она впервые сделала то, что по негласному соглашению у них не принято было делать: прикоснулась к будущему. Она нарушила правила, и готова была понести наказание. Но в этот миг по-другому быть не могло.

Птица лукаво посмотрел на Лоту своим карим солнечным глазом. Травинка, которой он ковырял в зубах, придавала всему разговору несерьезный и необязательный оттенок, и он поспешил этим воспользоваться.

-Может быть, может быть... Дожить бы до этого твоего будущего.

-Что, разве оно еще не настало? - спросила Лота с некоторым вызовом.

Она понимала, что совершает ошибку, но ей нечего было терять.

Она выложила перед Птицей все свои карты. Козыри были у него.

-Будущее, - промурлыкал Птица. - Никто не знает, когда оно наступит. Оно всегда застает человека врасплох.

-Как смерть? - простодушно спросила Лота, отбросив осторожность.

-Почему - как? - засмеялся Птица. - Будущее - это смерть и есть.

И тогда она тоже засмеялась. Она смеялась громко, сгибаясь пополам и утирая слезы, захлебываясь и всхлипывая, подпрыгивая и приседая на корточки, она вертелась и запрокидывала лицо к небу, и из нее постепенно вышла вся тоска и невыносимое напряжение этого разговора.

Глава Двадцать первая

Смертельные раны и те, кому их наносят