Догоняя Птицу

Зато на следующее утро он никуда не пошел, остался с Лотой в квартире ее одноклассницы Жени Пятнашко. Но радоваться она не спешила и оказалась права: Птица был угрюм, от завтрака до вечера что-то сосредоточенно выстукивал на пишущей машинке, которую в срочном порядке пришлось достать с антресолей. Шуршал блокнотом, где хранились телефоны, в поисках какой-то потерянной бумажки с адресом, а потом деловым голосом разговаривал с чрезвычайно нужными людьми, которые вскоре могли пригодиться - что-то где-то напечатать, что-то достать или свести его с еще более нужными людьми в интересах общего дела. От него исходила ровная холодная энергия, из-за которой Лота уже не понимала, что это рядом с ней - человек или организация. Потому что она очень любила, когда он колеблется, сомневается или в чем-то раскаивается: он сразу же становился полностью человеком. Именно в его сомнениях заключалась ее надежда. Но никаких сомнений в нем больше не оставалось. Она смотрела на него: это был он - и в то же время не он. Словно кто-то абсолютно чужой удачно скопировал его облик, скрываясь в нем, как в скафандре. И чем больше она за ним наблюдала, тем меньше верилось в крошечный городок с баней и стелющейся рекой, где он якобы провел месяцы без Лоты. Был городок, да не тот: вместо речных омутов виделись казармы и канцелярии, лестницы и письменные столы, пепельницы, полные окурков, и не смолкающие телефоны функционеров неведомых партий. Где и главное с кем был все это время? Зачем обманывал Лоту?

Через три дня он уехал.

На этот раз они опять прощались по-будничному, как уже было однажды. Они стояли на черной от дождя платформе Ленинградского вокзала. Птица уезжал в Питер цивильно, на поезде. Лота догадывалась, что за эти дни в Москве его статус каким-то таинственным образом поменялся, и ехать автостопом на попутных машинах было уже не к лицу.

Билет на сей раз купила ему Лота - Женя Пятнашко одолжила денег. Они молча смотрели друг на друга, и оба знали, что он не вернется, и больше они не увидятся. Это было написано в его погасших, виноватых глазах. Отражалось в очках. Но разве в чем-нибудь провинился Птица? Он же ей ничего не обещал. Тогда, в Крыму он не мог предположить, что дело зайдет так далеко. Жили вместе у лесников, потом он приехал к Лоте на пару дней в подмосковный город Краснодорожный, чего тут такого? И все равно: странное было выражение лица - и у него, и у Лоты: она словно видела себя со стороны.

Когда он наконец сел в свой скорый поезд и уехал, Лота вернулась в Краснодорожный к Пятнашке. Ключи все еще лежали в кармане. Сперва метро, потом электричка. Знакомый с детства пятиэтажный Пятнашкин дом. Открыла дверь, уселась на кухне возле окна и выпила забытую в холодильнике бутылку вина, а потом до утра беззвучно рыдала, рассматривая мчащиеся за домами редкие в поздний час автомобили.

Глава тридцать восьмая

Видение Петербурга (кратко)

Расстояние между городом Питером и городом Москвой оказалось неизмеримо больше жалких семисот километров, которые их разделяют на географической карте. Лота думала про Птицу и Питер, про Птицу в Питере, про Питер в Птице, и ей представлялся мальчик с игрушечной винтовкой в руках, с биноклем на груди, в бескозырке с лентами и в матросском костюме. А за его спиной в жемчужно-пепельных тучах вставал величественный небесный град, где Лота никогда не была, но который отлично себе представляла - с колоннами, портиками, фронтонами, фризами, шпилями, черными заводскими трубами, цепями вдоль набережной, якорями и студеной летейской водой, в которой отражается заря и разводные мосты. В эту черную, словно машинное масло, густую воду уходят сырые каменные ступени - они ей тоже представлялись и очень всякий раз ее озадачивали: было неясно, кто и когда спускался по ним к реке и зачем их построили. И она боялась за мальчика с биноклем - вдруг он возьмет да и пойдет к воде по этой страшной, ничем не огороженной лестнице...

В небесный град Питер, который навсегда забрал себе Птицу, который и сам был немного Птицей - не ходили поезда и не летали самолеты. Попасть туда было можно только во сне, отыскав потайной ход в потайное измерение, где каждый день - выходной, где всегда стоит теплая солнечная осень и сбываются самые невозможные мечты.

Птица, конечно, приезжал в Москву - и не единожды, а много раз. Не мог не приезжать - у него теперь в Москве были нужные связи и нужные люди. Возможно, он приехал вскоре после того, как они с Лотой попрощались на черной от дождя платформе Ленинградского вокзала - через неделю, через две. В один из двух пустых вечеров, сидя в Пятнашкиной кухне, Лота краем уха слышала телефонный разговор: Птица с кем-то делился планами на будущее и обещал скоро вернуться в Москву. Но эта его Москва уже не была Лотиной. Это был чужой город.

И все же бесследно Птица исчезнуть не мог: кое-какие следы его Лоте попадались.

Из года в год она обнаруживались его следы в самых неожиданных местах.

С некоторых пор он сделался заметной фигурой и не мог не наследить.