Догоняя Птицу

-...Забрали, значит, нас в ментовку. А у меня скрипка с собой. Мент даже сперва не понял, что это у меня в футляре, а когда понял - не поверил. Говорит: "А сыграй-ка, брателло, вот это: в переходах играют", - и насвистывает, значит, мотив. Говорю: "Это чардаш". А настоящий чардаш - это, знаете, вещь такая энергичная, заводная. В общем, сыграл я им. Они там чуть плясать не начали! Нет, правда - все дергались. Все! И те, которые сидели, и те, что стояли. И бомжи в обезьяннике. Такое зрелище, просто умора! А я что, мне все равно, кому играть - ментам или не ментам. Или бомжам. Музыка есть музыка. А люди есть люди... Вот. Нас и отпустили.

Красивый Эльф сконфуженно смолк, так и не добившись от публики ожидаемого веселья.

-Да, зашибись история. До чего содержательная, - проворчала Лина, поправляя палочкой угли в костре. Колокольчики на ее запястье мелодично звякнули.

-А по-моему, интересно, - на помощь Эльфу пришла смуглая цыганистая девушка по имени Муха.

-Наверное, про это и так уже все слышали, - надулся Эльф.

-Вдруг не все, - улыбнулась Муха.

-Не нравится - не слушайте, - Эльф обиделся.

-Может, кто-нибудь расскажет, как нажрался плодов дурмана - и давай трепаться по воображаемому телефону? - зловредно поинтересовалась Лина и выразительно покосилась на Рябину с Мухой, скисших под ее взглядом.

-Нашла, чего вспомнить, - огрызнулась смуглая Муха. - Уже целый год прошел.

-Такое разве забудешь?

-Это была ошибка.

-Эй, да ладно вам, - вмешался Эльф.

Все задумались и притихли, что-то вспоминая. Близость Птицы, его внимательный, напряженный взгляд - чуть более внимательный и напряженный, чем требовало обычное сидение у костра с проголодавшейся и уставшей за день компанией - придавали всей ситуации необъяснимую значимость. Лоте казалось, что все остальные тоже должны наблюдать за Птицей, незаметно сверяя свои слова и поведение с его реакциями, или хотя бы учитывать его присутствие. Но кроме Лоты никто не обращал на Птицу внимания. Легкомысленная болтовня, необязательные слова и глуповатые восклицания, которыми обменивались за ужином обитатели лагеря, казались важнее выразительного молчания Птицы. Все слушали очередного рассказчика и смотрели на него или друг на друга, хотя Лоте это казалось притворством.

Она сидела молча. Да и что она могла о себе рассказать? Старые истории плохо сочетались с новой жизнью, приближение которой она предчувствовала. А еще она не знала, нужно ли вообще сообщать кому-то здесь про то, что работает она в больнице и ведет унылую трудовую жизнь младшего медперсонала - бабушка так и говорила - "нянечка", рассуждая о том, что по женской линии их род здорово подкачал - а сюда ее занесло довольно-таки случайным ветром. И не лучше ли попытаться все это как-нибудь обойти и выдать себя за безбашенную и богемную девицу?

* * *

Чай допивали невесело. До стоянки докатился слух, что деревенские написали заявление в милицию, и ночью нагрянет облава. Лота узнала, что Птица собирается в горы и зовет с собой всех желающих. В горах можно пересидеть, а потом вернуться на берег и жить по-старому. С Птицей уходили те, у кого не имелось паспорта или совесть была по какой-либо причине нечиста, и чувствовали они себя от этого неуверенно даже на диком берегу у моря.

(Несколько месяцев спустя Лоте рассказали, что в ту же ночь на лагерь напали, но не милиция, а пьяные и обозленные местные жители. Пещеру спалили вместе с вещами - получился громадный, до небес костер - обитателей лагеря избили, а какого-то тяжело ранили, и он умер в больнице не приходя в сознание. Остальных разбросало по всему Крыму. Они еще долго блуждали в знакомом, но ставшем в один миг враждебным мире, теряя и обретая, разочаровываясь и находя новые источники вдохновения. Ялта, Коктебель, Рыбачье, Лисья бухта стали временным пристанищем Мухи, Русалки, Рябины, Герцога и Лины).

-А не хочешь пойти с нами? - неожиданно обратился Птица к Лоте.

Он склонил чуть вбок свою чернявую голову и смотрел сверху вниз, будто в самом деле был любопытной птицей. Он стоял так близко, что Лота чувствовала тепло, идущее от его тела: внутри нее это тепло отозвалось горячей волной, которая прошла вниз от груди к животу.

-Помнишь: "Не надо печалиться, все жизнь впереди", - он напел популярный мотив.

-Это "Самоцветы", - отозвалась Лота.

- Точно. Но дело в другом. Ты никогда не задумывалась: что делать, если жизнь позади? По логике выходит, что печалиться нужно? Или тогда уж и петь по-другому: "Не надо печалиться, вся жизнь позади". Смысл-то тот же. В обоих случаях лирический герой находится где угодно, только не в настоящем. В будущем, в прошлом. Этим себя и утешает. Лучше уж петь "вся жизнь посреди". Жить надо прямо сейчас, в настоящем. Так что, собирай рюкзак и вперед.