Догоняя Птицу

-Представь себе. Этот чудак приехал изучать жизнь питерской богемы. Есть же на свете чудаки! Тогда это, понимаешь, модно у них было - изучать жизнь богемы. Встретил, значит, нашу Лину на какой-то тусовке, быстренько на ней женился и увез ее с собой. А она там, в Калифорнии развернулась и организовала общину здорового образа жизни. А может, я путаю что-то... Может, это вовсе и не Лину увезли, а кого-то другого... Столько следов запуталось с тех пор, затерялось...

Рябина зашевелилась, вытащила из рюкзака полбутылки "Массандры" и зубами откупорила пробку. Затем достала два смятых картонных стакана, расправила, налила в них портвейн и один протянула Мухе.

- Ну что, за тебя, гражданка Копенгагена! - сказала она иронично, но без улыбки.

-Тогда уж и за тебя, гражданка Тель-Авива! - усмехнулась Муха.

Волшебство, сотканное и того, чего нет - волшебство, которым был пропитан местный воздух - смешалось со встречными потоками чего-то плотного, материального и заставившего их обеих слегка напрячься.

Они ошалело переглянулись, словно что-то вспомнили или резко протрезвели: холодная и неотменимая реальность выросла перед ними, как эсминец, выплывший из тумана - встала, постояла секунду, о себе напоминая, и грозно ушла обратно в зыбь - до новой встречи.

Стаканчики неслышно соприкоснулись, и они выпили.

-За что бы еще выпить, а? За что-нибудь надо важное, - Рябина озабочено наморщила лоб.

- Наверно, за то, что счастья нет, зато покой и воля, слава Богу, пока еще на месте.

-Да, это да. Это ты права!

Рябина энергично закивала и осушила стаканчик

-Странное место, скажи? А давай уйдем отсюда? - внезапно предложила она.

-Эй, - закричал мальчик. - Смотрите, что я нашел!

Они вскочили, пересекли поляну и приблизились к кустам и густым травяным зарослям. Здесь, как и всюду, хозяйничала осень: все было подсохшим, привядшим, с налетом ржавчины.

- Какие-то развалины!

Действительно: среди остий подсохшей травы, колючек и палок - все это, как на многих урочищах и пепелищах, произрастало в этом месте изобильно - виднелись развалины дома, обломки кирпичных стен и даже листы ржавого железа, некогда покрывавшего кровлю. В стороне почти целая и неплохо сохранившаяся лежала печная труба. Остатки дома потемнели от времени, погоды или пожара. Большую часть, видимо, растащили на кирпичи. Скорее всего, попросту вывезли. Кое-какую мебель тоже, вероятно, увезли, а может она так и осталась лежать и гнить, погребенная под многолетней высохшей травой, мусором, битым кирпичом.

-Это же тот самый дом! Так вот он, значит, где, - воскликнула Муха. - Я же тебе говорила - лесничество...

-Бывшее лесничество, - поправила ее Муха. - Разрушено, видимо, давно. Сколько времени прошло с тех пор, десять лет?

-Да, ровно десять.

Портвейн допивали из горлышка - впрочем, им было не привыкать. А передавая из рук в руки бутылку, осторожно, в тайне друг от друга и даже от самих себя, поглядывали по сторонам, пытаясь угадать источник растущего беспокойства. Неназваная опасность ходила вокруг, сужая круги. И Мухе, и Рябине стало вдруг тяжелее обычного, тревожнее обычного. Каждая думала о своем, но потом они поделились домыслами и сравнили их, удивляясь созвучию. Они думали о том, что их люди ушли. Исчезли, вымерли. Сточились, как слишком мягкотелые декоративные ножи, не приспособленные для интенсивной кухонной резки. Или ушли в наипрямейшем смысле - уехали, уплыли, улетели. Каждый из них стремился вскочить в свой единственный поезд - не рассуждая, поезд ли это живых или, быть может, поезд мертвых. Они питались воздухом того времени - времени, которое обещало быть вечным, но закончилось, так толком и не начавшись. Им необходимы были яркие и сладкие - а на поверку тлетворные и с ядовитой подложкой - обещания, растворенные в этом воздухе. Обещания, которые не сбылись. Так некоторые бутоны некоторых цветов вместо того чтобы раскрываться и благоухать, съеживаются и темнеют, а потом отваливаются и упадают на землю. Новая требовательная реальность уже призывала к трезвению и действию взамен расслабленности и эйфории. И, не перенеся абстиненции, они уходили.

Вскоре Рябина и Муха заметили, что свет изменился. Тонкая, как папиросная бумага, дымка затягивала небо, двигаясь к морю. Что-то вздохнуло - легко и горько. Тени чуть расплылись, и углубились лагуны, а все, что представлялось на полтона темнее окружающего ликования, потемнело еще сильнее.

Рябина вздрогнула, опасливо огляделась.

-Послышалось, кто-то ходит.

-Да ну тебя! - Муха засмеялась.

Однако и ей хотелось поскорее уйти отсюда.

И они зашагали к обрыву - подальше от подозрительного места. Теперь уже и Мухе мнилось, что они побывали на кладбище. Только мальчик ни о чем таком не думал и жизнерадостно бежал впереди. Ему нравилось, что уже не надо карабкаться в гору и больше не будет утомительных заминок и перекуров.

Откуда-то у всех троих взялись силы на обратную дорогу, и настроение тоже как будто улучшилось. И главное, после зловещей тишины пепелища очень хотелось поскорее увидеть море и небо над морем, которые вечны и не меняются.

Послесловие: