Догоняя Птицу

-Вот бы нет, - откликнулась она.

-А ты ведь наверняка загорать приехала, - лениво усмехнулся Птица.

Но Лота не была уверена, что он хочет поговорить об этом - он это сказал просто так, в ответ каким-то своим мыслям или засыпая.

-Какой хороший день, просто счастливый какой-то, - сказала она уже перед самым сном.

-Да, - отозвался Птица, - хороший день.

-Слушай, - сказала Лота, поднимаясь на локте, - а вдруг мы его забудем?

-Кого забудем? - она слышала, что он уже не здесь, не с ней. Но не хотела его отпускать.

-Этот хороший день. Вдруг мы его забудем. Что тогда?

-А мы не забудем, - Птица зевнул и погладил ее по волосам теплыми пальцами.

-Забудем. Точно забудем.

-А что бы ты хотела?

-Не забывать.

-А что нужно, чтобы не забывать? - в темноте она слышала, что он улыбается.

-Напоминать друг другу.

-Давай будем напоминать, - он положил руку ей на плечо и потянул под одеяло.

-Только напоминать надо часто, а то забудем, - не успокаивалась Лота.

-Давай часто. Раз в неделю, например.

-Нет, чаще.

-А как?

-Ежедневно...

В следующие дни она напомнила ему два раза - какой хороший был день, какой хороший день, какой хороший.

А потом перестала. Она все время о нем вспоминала, об этом первом хорошем-хорошем дне с дорогой, лагерем, подъемом по Чертовой лестнице, о ночи на матрасе, о том, что ее за Птицу без разговоров выдали замуж. Но ей не хотелось надоедать ему словами. А сам он не заговорил об этом - ни разу.

Но Лота и не думала обижаться. Во-первых, у них теперь была тайна, о которой знали они двое.

Во-вторых, обстановка располагала к благоприятной взаимности.

На природе два человека сближаются быстро и без усилий.

На воле, где небо низкое с увесистыми, плотными тучами, бегущими к морю. С холодным, всюду проникающим ветром. Где человек хочет спрятаться от природы подальше, укрыться от нее понадежнее. Греть руки у маленького костра. Сидеть в пальто возле печки кирпичной или железной печки-буржуйки. Природа захлестывает с головой, как волнующееся море. Все просто. Один замерз, другой продрог. Туман, вещи отсыревают, свечи парафиновые вот-вот кончатся, в доме темно. Какая-то птица кричит в кустах жалобно и протяжно, словно хочет о чем-то предупредить. А вместе не страшно - переплетаться, срастаться, делить тепло поровну. То руку устроить поудобнее, то ногу. Греться друг о друга, пережидая холодные ночи.

Решать ничего не надо, все уже и так решилось само собой с самого начала.

Через неделю Лота вспомнила Москву и удивилась: неужели она могла спать как-то иначе?

Глава шестая

Тайник

Быт обустраивали по пунктам: отмывка посуды, приведение в порядок кухни, отчистка обеденного стола, удаление наиболее выдающихся клубов паутины, подметание полов во всех помещениях, обустройство ночлега. Многоножки, пауки и мыши спешно покидали гостеприимную и относительно сухую сень полузаброшенного человечьего жилья.

-Да, пипл, развели мы тут с вами пастораль, - усмехался Птица.- Курс социальной адаптации!

Но недовольства в его голосе не чувствовалось. Он замешал в банке глину и пытался замазать щели в увечной печке. Лота показала ему свои руки: на правой ладони вздулась крупная мозоль - выпуклый прозрачный волдырь, а кожа на указательном пальце была до крови содрана брезентовым поводом от уздечки: лошадь мотнула головой, а Лота пыталась ее удержать. Происхождение некоторых царапин и ссадин она не могла, да и не пыталась объяснить. Однажды обнаружила на лбу спекшуюся корку - след от поджившей раны. Как, когда возникла эта рана?! Лота ничего не заметила. На все эти мелочи она не обращала внимания, не чувствуя ни боли, ни саднения.

Последним из дома удалился тошнотворный запах подтухшей сельди, обитавший в кухне вместе с жестянками, полными замусоленных хапцов, и ворохом сырых газет, скрывавших в себе не менее килограмма пищевых отходов.

Лота тоже, по мере сил, принимала участие во всеобщей инвентаризации, и ожидало ее в этом процессе неожиданное открытие.

* * *