Догоняя Птицу

В тот день из отхлынувших волн - многоводные волны ажиотажа после полудня начинали спадать - в Гитиных руках осело: пара концертных туфель из 50-х с бисерными розочками и острыми мысками, вязаная крючком шаль из тех, что богемные питерские барышни в холодное время года наматывают на озябшие от сквозняков шеи, джезва для варки кофе на две персоны (у Гиты имелась на одного, и кофе приходилось варить в два присеста, что было, в общем-то, кстати, потому что Гений просыпался ближе к обеду), пара ветхих, зато недорогих лаптей - подарок Бороде; застиранная льняная скатерть, вышитая чьими-то уже, возможно, истлевшими руками. Не имеющая названия детская игрушка - серенькая пластмассовая коробочка с поршнем, который надо было часто-часто нажимать большим пальцем правой руки, отчего в центре коробочки расцветала пластмассовая кувшинка, а внутри кувшинки, в окружении лепестков обнаруживалась крохотная Дюймовочка. Кружка с надписью "Олиипиада-80". Очень тертые, с махровым низом джинсы, которые Гита намеревалась переделать в шорты. Растаманская беретка, связанная с помощью не то спиц, не то крючка.

Все это Гита упаковала в походный рюкзак, купленный тут же за один рубль пятьдесят копеек. И, несмотря на тревогу, возраставшую с каждым днем и даже, возможно, с каждым часом, была полна оптимизма, который приносят в жизнь человека удачные и выгодные приобретения.

Глава двадцать четвертая

Симпатическая магия

Что-то необычное творилось с ними.

Может, это касалось только одной Лоты, а она, перенося свои ощущения на других, думала, что это происходит со всеми. Ей казалось, что не только она, но и все, даже Леха и лесники - все кое-как породнились. Они были не с Земли, а с одной и той же далекой планеты и здесь, на Земле их держала только родство и любовь друг к другу.

Трудно сказать, в какой день она это поняла. Может, когда впервые нагрелась печка или чуть позже, когда ушел холод и над горами поднялся такой плотный туман, что за ним не было видно ни дома, ни загона с лошадьми, ни леса. Ног, стоящих на земле, почти не было видно, и рук тоже, если вытянуть их в туман.

И неба видно не было.

Только белая мгла.

По утрам она просыпалась, садилась на матрасе и пыталась сосредоточиться. Она просыпалась раньше Птицы в осенних сумерках раннего крымского лета и слушала монотонный лепет дождя за окном. Она перестала считать дни, потому что сбилась со счета. Утром не знала, какой теперь день - вторник или воскресенье. Приезжали лесники, и оказывалось, что воскресенье, или наоборот, они с Птицей спускались в поселок за продуктами, и в магазине им сообщали, что уже вторник. И всякий раз она удивлялась: ей казалось, что прошло слишком много или, наоборот, мало времени. Совсем не столько, сколько было на самом деле.

Тепло приходило в эти края так же внезапно, как и холод.

Еще вчера был вечер с дождем, с крепким, до костей пробирающим ветром, а на утро было тихо и пасмурно, и над горами плыл теплый молочный пар.

А потом казалось, что и морды лошадей, и лица людей отражают небесную синь, а суп с пакетиковым концентратом пахнет сухим степным ветром, и даже какие-то неведомые и невидимые птицы закопошились и зачирикали в кустах.