Догоняя рассвет

Она взволнованно ощущала в себе это новое чувство, появление которого заставило задаться неестественными вопросами о моральной составляющей собственного долга.

Бросив на Амари взгляд, в котором не было ни заслуженного осуждения за раскрытие секрета, ни вражды, Рю резко скрылся в коридоре.

* * *

С последними лучами солнца погасли светлые надежды Изабель на непричастность ее дорогого друга Рю к вражескому набегу. До сегодняшнего вечера негласный лидер «стали» представлялся Изабель в совсем ином свете. Сильным. Отчужденным оттого, что скрывал слабости, и с ровным расположением духа оттого, что подавлял в себе всякое проявление эмоций под гнетом отцовского воспитания. Рю всегда был оплотом, несокрушимой крепостью вокруг дома Мореттов, неся на плечах не только поднимавшееся с низов десятилетиями доброе имя династии, но и взросление двух братьев.

Рю был тем, кому Изабель могла вверить всю себя слепо и безоговорочно. Не задумавшись ни на секунду, не дрогнув под его указаниями, даже если бы у нее были завязаны глаза…

И какую же паническую растерянность, обычно не свойственную уравновешенному нраву Изабель, она испытывала теперь, когда положиться на Рю можно было с большим сомнением.

Меряя окутанный мраком коридор шагами, Изабель сопротивлялась своей мнительности. Никто не имел права вменять в вину Рю желание жить. И, похоже, будучи единственной отыскавшей в себе искру сочувствия, Изабель решила не отказывать другу в поддержке. Решившись на личный разговор, она проложила путь к хозяйским спальням через обеденный зал, но то, что Изабель увидела в зале, заставило ее остановиться в тупом оцепенении.

Возле горящего камина сидел Рю, скармливая голодной огненной пасти исписанные листы. Потихоньку соображая, чем именно он занимался, Изабель приближалась к Моретту, с ужасом узнавая в его руках страницы своей рукописи. Из глубины души поднялась темная волна гнева, застилая то нежное сострадание, которым Изабель намеревалась облегчить тяготы Рю до того, как столкнулась с вопиющим невежеством к ее детищу.

— Как ты смеешь? Это мой труд! — Изабель порывисто выхватила из пальцев Рю оставшиеся листы. — Мой!

— Твоим словам место в огне! — Рю бросил на девушку яростный взгляд, под которым любого сковала бы немая оторопь, но только не Изабель — уверенную в своей правде, боровшуюся за свое дело.

— Это не тебе решать! Ты ни секунды не потратил на эти строки!

— Они лживые! А правда в том, что умру, не оставив после себя совершенно ничего!

— Какая разница, лживые они или нет! Ты не имел права прикасаться к моему труду, — не в силах больше сдерживать в себе негодование, Изабель замахнулась, чтобы отвесить пощечину, но Рю перехватил ее занесенную руку и сжал запястье крепкой хваткой.

Выражение злобы в лице Рю рассеялось, оставив лишь слегка нахмуренные брови. Под пронизывающим взглядом голубых глаз, так и стремившихся донести что-то важное, что-то глубоко личное, Изабель несколько поумерила пыл и выжидательно притихла, не оказывая сопротивления.

— Я не достоин твоего труда, — негромко проговорил Рю с удрученным вздохом, — и даже твоего внимания.

Изабель смотрела на него, изумленно расширив глаза. Сердце в ее груди колотилось часто и сильно от признания, которое звучало именно так, как и должно было быть произнесено губами Рю Моретта — сдержанного, серьезного, запирающего свои чувства в сундуке под сотней замков.

Слова не выходили из головы и после возникшего молчания. В тишине, ставшей какой-то сакральной, раздавалось лишь учащенное дыхание двоих. С нервным содроганием, которое Изабель ощущала в мужской руке, сжимающей запястье, Рю ожидал ответа.

— А я все надеялась, что ты-то в этом городе умнее всех, — печально усмехнулась девушка.

Поистине, Иристэд был полон глупых людей. Живя на вине местного производства и народных забавах, город не знал забот, кроме нашествия вампиров. А освободившись и от этой напасти посредством печатей, лишился бдительности и напрочь погряз в озорстве и дурачестве. Изабель благодарила Дайодора — отца Рю за то, что все некогда причастные к клану сберегли рассудок трезвым. Глупцов в «сталь» не брали, — непреложное правило Дайодора Моретта, сохранившее остатки разума в Иристэде.

И надежду на исцеление от глупости.

Рю пронизывающе глядел на Изабель, стараясь проникнуть в самые затаенные уголки ее души, а затем нежно коснулся губами ее губ. Не успела девушка ответить, как он отстранился от ее лица и, выпустив из своей хватки, поспешно удалился из зала.

С раскрасневшимся от смущения лицом Изабель смотрела ему вслед, замерев в трепетном чувстве, хлынувшем к ее тронутому поцелуем сердцу.

* * *

Этой ночью сон не шел ни к кому, и она длилась в невообразимо давящем безмолвии. Треск камина в обеденном зале прерывало только тихое поскрипывание пера по бумаге. За общим столом, устроившись поодаль от братьев Мореттов, Изабель смотрела в одни листы рукописи, чтобы вывести текст новых. Расположившаяся рядом с ней Джосет хоть и не видела рождения новых строк подслеповатыми глазами, но определенно замечала тоску, сгустившуюся на душе у внучки.