Догоняя рассвет

Пересекая двор, Клайд все отчетливей различал у подножья парадной лестницы тело человека в крови и по мере приближения все больше приходил в растерянность. Труп убитой женщины лежал с размозженным черепом и колотыми ранами, — лишь по костюму, подобному одежде Амари, Клайд догадался о причастности жертвы к гильдии ассасинов и смог мысленно реконструировать события.

В тот день ассасины нашли Амари и обратили девушку в бегство. Ее Клайд не застал дома.

К слову, как и Рэндалла, накануне угодившего в армию добровольцем.

* * *

После того, как император узнал о предательстве, герцог Ларесский, которому некогда маячило присуждение звания маршала, был отправлен в тюрьму Атроса, где дожидался суда. Однако император не торопился ни казнить его, не смилостивиться, поэтому было принято решение отложить суд. И только когда флот Балисарды одержал победу, и десять тысяч вражеских солдат высадились на южных берегах Аклэртона, военный совет императора не на шутку заволновался, а по дворцу поползли разговоры о заключенном герцоге. Некоторые из приближенных императора были возмущены содержанием предателя, в то время как другие лелеяли надежду, что герцог не виновен и сможет проложить лучший путь на карте военных событий. Оказавшись на стороне последних, император одобрил идею в тайне от законосовещательного собрания прибегнуть к помощи плененного герцога, и в случае подозрений на измену — немедленно казнить.

Положение изменилось в лучшую сторону. Аклэртон вновь перенял инициативу в войне, согнал со своих берегов неприятеля, перешел в ожесточенное наступление и смог с громким успехом подавить атаку союзных королевств Балисарды. Герцог Ларесский был помилован.

Далее в следствии одних решений, сменяющих другие, был взят под контроль Блэкпорт. Это случилось в окончании первого года противостояния Аклэртона и Балисарды, и когда гильдия ассасинов прекратила свое существование в прежнем виде (надеяться на ее полное исчезновение было бы, конечно, наивно), Амари наконец-таки стала свободной.

При массе недостатков и достоинств, она обладала умением разбираться в лекарствах столь хорошо, как и в ядах, и, присоединившись к сестрам милосердия, одинаково грамотно выполняла две вещи: оказывала медицинский уход за ранеными солдатами и способствовала безболезненному уходу в иной мир тем, к кому смерть приближалась нерасторопно, мучительно и неотвратимо.

В это время Рэндалл Моретт, сохранивший имя, данное ему своим прообразом, служил в одном полку с Лироем, исполняя свое обещание Рю. Испытания войны скоро сблизили Рэна с Лироем вновь до крепкой дружбы, и, бросаясь в бой на врага, они оба готовы были прикрыть друг другу спину.

Вместе шли умирать. Вместе смеялись, пережив одну кровавую бойню за предыдущей. Вместе делили сигары и вспоминали былое.

Лирой возвращался в себя. Заново обретал ориентиры и смыслы. Определял ценность жизни и грезил пройти войну, чтобы получить шанс начать все сначала. Собирая себя по кускам, Лирой часто обращался к кресту Клайда, — мысль о сочувствии и любви брата была самой сильной поддержкой в тяжелую минуту отчаянья.

— Не потеряешь? — кивнул на крест Рэндалл.

Над лагерем сгущалась весенняя синева сумерек, и воздух начал наполняться свежестью. Лес задумчиво покачивался и засыпал в залегающем мраке. На небе робко подрагивали первые искорки звезд.

— Всякое может случится, — улыбнулся Лирой, пряча цепочку на груди.

Рэндалл загадочно притих. Лирой выжидательно не отводил с него глаз, молчаливо вынуждая озвучить то, что так крепко охватило мысли Рэна.

— Я не говорил тебе, но, находясь в плену ведьмовских зеркал, я стучался в те, что были мне закрыты.

— И что же ты видел в них? — Лирой подался ближе к Рэндаллу в любопытстве.

— Сына Рю и Изабель. Мы любим ребенка всей душой, как собственного, и эта любовь окончательно стерла наши с Рю распри, — Рэн вдруг осекся, когда голос его зазвучал с волнительным дребезжанием, но после некоторой паузы он все же решился закончить рассказ, — еще я видел Амари. Она любит нас…

— Все это похоже на вымысел, — угрюмо отрезал Лирой.

— Согласен.

Не сказать, что до этого ночи Лироя были крепки и спокойны, но после слов Рэндалла сон напрочь покинул его в неотвязной фантазии, где были все счастливы. От досады за то, что не смог застать лучшую жизнь, на ресницах Лироя засверкали слезы.

Если Рэндалл смог все переосмыслить и пойти стезей добродетели, значит, и Лирой не был лишен возможности измениться и сделать лучшей ту жизнь, что имел теперь. Оттого он нетерпеливо верил в исполнение своих надежд и в скорое возвращение домой, не зная, что война между Аклэртоном и Балисардой затянется на долгих пять лет.

Эпилог После войны

Удар войны, смятение и страх,

Ошибки роковые и страданья,

Угасшая любовь в ее глазах,

Оставшаяся в памяти прощаньем.

Возможно ли спастись от этой боли,

И взмахом крыльев к счастью вознестись,

Когда судьба играет с нами в роли:

То вверх поднимет, то опустит вниз?