Договор на одну тайну

Не любил Корнилов этот мультик. Ему «Капитан Врунгель» нравился. А из коротких «Крылья, ноги, хвосты».

— Ты бы хоть посветил, — пробурчал недовольно Леша, найдя-таки «ежика в тумане», а иначе говоря Эдика в темноте. — Привет еще раз.

Корнилов кивнул. Но не был уверен, что Земских это увидел.

— Твоя там машина на обочине?

— Ага.

— Тогда получишь только это. — Он сунул в руку Эдика бумажный пакет. Он оказался теплым.

— Что внутри?

— Шаурма.

— О, ты мой спаситель. — Эдик резко сел. Открыл пакет и втянул носом аромат. — Это божественно, — простонал он. — А что ты зажал от меня?

— Портвейн, приготовленный боцманом «Бывалого». Он налил его в маленькую бутылку из-под колы, чтоб ты помянул Мартина. Но ты за рулем, тебе нельзя.

— Знаю я эту жидкость для разжигания костров. Спасибо, я бы и так отказался.

— Ты бы оделся.

— Что, смущаю тебя своей красотой? — хмыкнул Эдик.

— Ты меня раскусил.

— Кто тебя привез?

— Таксист. Я подошел, спросил, знает ли он цыганскую деревню, тот ответил утвердительно.

— Боже, как пахнет эта шаурма! Я с ума сойду.

— Так ешь.

— Нет, я слопаю ее на вышке. Пойдем.

Эдик натянул на себя трусы, затем брюки. Рубашку он тоже накинул, но застегивать не стал. Пиджак и ботинки, в которые были запиханы носки, Корнилов взял в свободную от шаурмы руку.

— На эту вышку реально забраться, не повредив себе чего-нибудь? — спросил Леша, окинув сооружение взглядом.

— Да, главное, не наступать на ступеньки четыре и восемь. Полезли?

Земских кивнул и, когда Эдик стал карабкаться по лестнице, последовал за ним. Взобравшись на вышку, уселись. Корнилов достал вожделенную шаурму и вгрызся в нее зубами.

— Ну как? — полюбопытствовал Леша.

— Ммммм….

Это означало — бесподобно.

Пока Корнилов ел — сленговое слово «точил» было бы уместнее, Леша смотрел на звезды.

— И правда, не падают, — заметил он — Хотя сезон вроде бы.

Корнилов съел — заточил — шаурму минуты за четыре. Запил ее пивом. И спросил после этого:

— Так чего ты хотел?

— Мне нужно в Москву…

— Нет, это я понял. Дела у тебя там, что неудивительно, поскольку ты сорвался с места, на котором гнездо свил… — Эдик привалился к опоре, а перед глазами стоял волк из мультфильма (сегодняшний вечер был какой-то особенно мультяшный), который, наевшись до отвала, хрипел: «Ща спою!» — Надо — езжай. Если вернешься, пристрою тебя опять, но не факт, что на «Бывалый». Разве что Артур не против будет. Я просто владелец, а хозяин судна он.

— Я смертельно болен. Мне осталось от месяца до трех. Не хотел говорить, но… — Он шумно выдохнул. — Ты мой человек, и я хочу, чтоб ты знал.

Эдик воспринял это известие спокойно. Сначала он просто не понял, что означает этот набор слов — я-смертельно-болен-мне-осталось-от-месяца-до-трех, потом пытался осмыслить информацию…

— Теперь у тебя пазл сложился? — спросил Земских.

Эдуард кивнул. Все поступки Алексея Земских теперь были если не очевидны, то объяснимы.

— Мне так жаль…

— Вот не надо этого, пожалуйста, — замахал руками Леша. — Я не хочу слушать слова сочувствия, сожаления, а тем более бредни о том, что каждый может выжить, главное — настроить себя на здоровье, дать установку организму на излечение и бла-бла-бла…

— Диагноз точный? В жизни не сталкивался, но в кино показывают, что бывает так, что аппараты сбоят или медсестры путают карты.

— Эдик, я врач, — напомнил Леша. — И со мной киношный трюк не сработал бы.

— Тогда повторюсь, мне очень жаль.

— В Москву нужно вернуться, чтобы формальности решить. Но вернусь. Потому что хочу провести последние дни здесь.

— На этой трухлявой вышке? В вонючем порту? Во флигеле Артура, который готов рассыпаться под порывом сильного ветра? В борделе хромого Карла? — Леша так вздрогнул, что чуть не свалился вниз. — А ты думаешь, не знаю? Доложили уже… — Корнилов допил пиво и закурил-таки. — А мог бы по мировым музеям устроить вояж, крутым спа-курортам, борделям, наконец.

— Я бывал в «Эрмитаже», «Лувре», «Сикстинской капелле», список можно продолжить. Посещал Баден-Баден и Карловы Вары. Нежился в Карибском море и оздоровлялся в Мертвом, а скорее у его берегов… — Леша вынул из пачки с чипсами картофельный обломок, понюхал, попробовал на зуб, поморщился, но все же слопал. — Услугами проституток, а тем более элитных, не пользовался, врать не буду. Но мог бы. В командировках чего только не предлагали. Но у меня были самые достойные женщины.

— Так ты пожил, мужик.

— Нет, я только начал, Эдик. Я каждый миг ценю. И восхищаюсь каплей, что упала с неба.

— В Москве тоже идут дожди. Пусть и радиоактивные.

— Дело не в этом. В мегаполисе можно жить, строить карьеру, пыжиться, зарабатывать, вливаться, подниматься… Гордиться, если получилось. Но… Когда получилось только это и за десять лет ты обзавелся одним другом — что уже хорошо, а тебе умирать вот-вот, ты понимаешь, что хочешь другого… Мира? Да, мира! У меня тут ты, Эквадор, Артур… Сашка, Оля, баба Маня… Еще Паша есть. И Монро. Она проститутка, но золотой человек.

— Просто ты открылся людям, узнав, что умираешь. Уже не боишься, что они причинят тебе боль. А вот сам нанести ее страшишься.

— Эдик, хватит психоанализа.