Зайкин жил в исторической части города в одном из старинных особняков. В советское время квартиры здесь явно были коммунальными, но после расселения богачи их выкупали, делали ремонт с чистого листа и превращали полуразвалившиеся здания в элитное жилье. Теперь в подъезде сидел консьерж, в углу стоял велюровый диван, а над лестницей висела бальная люстра — все имитировало старину, современную зданию, особенно консьержка в шерстяном платке, испещренная морщинами, как сито дырочками. Пахло химической хвойной свежестью и дорогими духами. Подниматься пришлось на пятый этаж по витиеватой лестнице с ковровой дорожкой благородного синего цвета.
«Затихни», — приказала Карина буянившему сердцу перед тем, как нажать на звонок. Фантазия разыгралось — в ней Зайкин почему-то встречал ее в латексном костюме, только теперь без кисточек, а голыми сосками. Девушка вытряхнула похабщину из головы.
Железное полотно украшали сложные готические узоры. Девушка не успела их рассмотреть, потому что раздалось несколько щелчков, и дверь распахнулась. За ней стояла низкая изящная блондинка, немолодая, но хорошо сохранившая чистоту и гладкость кожи, с короткой стрижкой. Женщина носила домашний льняной костюм наподобие кимоно, и вязаные тапочки, вроде чешек. Мать Зайкина в ней выдавали пронзительные синие глаза, такие же крупные и глубокие, только на пару тонов светлее. Она широко улыбнулась и с искренней радостью воскликнула:
— Кариша! Мы не верили, что ты придешь.
Хозяйка отошла в сторону, чтобы гостья вошла, но та встала в ступор и даже вежливой улыбкой ответить не могла, продолжая вглядываться в то место, где только что стояла мать Зайкина. За ней прихожая переходила в длинный коридор, освещенный неяркими бра вдоль голубых стен, упиравшихся в оригинальный стеллаж в форме пышного дерева, крона которого состояла из неровных полок с книгами. Пахло пряностями и орехами. Справа было три серых двери, слева — глухая стена, за которой слышались мужские голоса и грохот тяжелой посуды.
— Проходи, не стесняйся, чувствуй себя как дома, — радушно проговорила женщина, указывая рукой на коридор. — Сынок нам про тебя все уши до крови прожужжал, так что ты здесь как родная.
Тонкая улыбка сверкнула белизной. В глазах промелькнула насмешка. Карина обомлела и едва удержала челюсти сжатыми. «Что именно он им про меня прожужжал?» — ее одновременно охватили страх и злость. Она нерешительно переступила через порог, наконец, выдавив из себя неловкую улыбку.
— Обращайся ко мне Нина, — представилась хозяйка.
— Очень приятно, — смущенно кивнула девушка, топчась на придверном коврике.
Дверь захлопнулась. Гостья вздрогнула. Нина ласково улыбнулась и приказала разуться, подав одноразовые тапочки в полиэтиленовой упаковке, как в отеле. В квартире ее родителей вообще никакие тапочки гостям никогда не подавали, хотя полы мыли реже, чем того требовали приличия. Здесь же было идеально чисто и по ощущениям так же тепло. Девушка согласилась, что в чужом доме в тапочках чувствуешь себя комфортнее, чем без них. Как будто босые не вправе ступать по хозяйскому полу, а тапочки указывают на доверие и создают легкую общность с членами семьи. Она переобулась.
Пальто хозяйка галантно помогла снять и повесила за зеркальную дверцу. Только увидев собственное отражение, Карина вспомнила, что решила выпендриться, и за мгновение стала пунцовой. Добрая половина груди выпирала из-под майки. Тонкие бретели едва держались на костлявых плечах. Юбка прикрывала попу ровно настолько, чтобы еще казаться юбкой, а не эротическим атрибутом ролевых игр, но стоило убрать пару лишних сантиметров и в приличном обществе находиться в такой становилось не комильфо. Девушка подтянула юбку вниз, майку растянула в обе стороны, чтобы и живот не торчал, и сиськи были прикрыты более-менее. Это слабо спасало.
Нина не вглядывалась и никак не реагировала на вызывающий вид гостьи. Карине осталось только гадать, то ли Зайкин все-все рассказал, и мать ожидала увидеть нечто подобное, то ли хорошее воспитание не давало женщине выказать озабоченность, то ли ее, действительно, ничто не смущало.
Они прошли по коридору. Нарастал запах жареного. Резко заскрипел веселый смех. Девушка его сразу узнала. Парень закашлялся и что-то проворчал неразборчиво. Красивый баритон его воспитывал:
— Вот провалялся до последнего, теперь папка должен выручать.
— Ну, я устал после вечеринки, — оправдывался Зайкин, прочищая глотку. — Не ругайся.
— Еще рано на кухне показываться? — спросила Нина, войдя в арочный проем первой.
Карина пока оглядывала распахнутые, как ворота, стеклянные двери с закругленным верхом. Квартира имела интересую планировку. За сплошной стеной скрывалась кухня, наполовину стеклянная, а сам коридор уходил буквой» «Г» и вел еще в три закрытые комнаты.
— Нуся, спаси меня, — жалостливо пропищал уже знакомый баритон.