Договорились

Зайкин вернулся минут через двадцать, уже умытый с мокрыми волосами, фирменной улыбочкой и с двумя стаканчиками кофе. Все встретили его недоумевающими взглядами, даже Губкин смотрел на бодро шагающего парня, как на пришельца. С планеты безумных. Или безмозглых. Карина и сама на него так смотрела. Парень твердой походкой шел меж рядов. Вскоре перед ней на парте появился новый напиток.

– Чистый американо, – пояснил он серьезно, сняв крышку и посмотрев в ее раздутые от растерянности, удивления и стыда глаза, а потом нашел Гурьева и добавил. – Она не любит капучино.

В стаканчике еще бултыхался черный-черный кофе, свежий, горячий. Тонкие струйки пара доходили до ее подбородка и носа, заставляя мысли в голове копошиться шустрее. Все завертелось на космических скоростях. Девушка приподняла одну бровь и прикусила нижнюю губу.

– Извините, Юрий Петрович, – Зайкин уже подошел к кафедре и поставил второй стаканчик перед Губкиным.

Тот перевел изумленный взгляд с кофе на студента и обратно несколько раз, потом хлопнул глазами и кивнул.

– Ну, спасибо. Кхм-кхм. Садись.

Улыбчивый парень вернулся на место. Игнатьева таращилась на него, как никто другой. Она чуть ли не лопалась от возмущения. Глаза навыкате хорошо это демонстрировали. Но лекция прошла спокойно. Преподаватель вскоре увлек студентов интересным повествованием. И все как будто забыли о происшествии.

Однако, как только пара закончилась, и Губкин хлопнул дверью, студенты вскочили с мест в сторону Карины. Она всем телом почувствовала вибрацию от волны их негодования. Шквал осуждения накинулся следом.

– Ах ты сука, Ермакова! – кричала Игнатьева, двигаясь на нее как бульдозер.

– Рита, стой! – Зайкин схватил ее сзади, крепко обняв обеими руками.

Девушка вырывалась с силой. Остальные возмущенно восклицали, сгущая круг недовольных.

– Я этот стаканчик в ее бездонную дыру сейчас засуну! Да как она посмела, тварь бессердечная?!

– Зай, ну это реально перебор, – не понимал Варданян.

– Нахер ее надо послать! Какой в жопу капучино? – негодовал Гурьев.

– Зай, всему есть предел, – закачала головой девушка с первой парты, которая перевелась к ним в этом году и, казалось, всегда была последней, кого волновали их с Зайкиным отношения, но и она решила высказаться.

Ситуация явно стала вопиющей. Толпа загалдела, как участники «Дома-2» на лобном месте. Настена сидела молча и в общем обсуждении или, скорее, осуждении, не участвовала, но ее молчаливый упрек был красноречивее всех остальных. Карине захотелось рассмеяться по-злодейски истерично, как перед фиаско или после него. Она переводила быстрые и меткие взгляды с одного на другого, почти наслаждаясь тем, как все ее ненавидели сейчас. Все, кроме одного.

– Заткнитесь! Пожалуйста, – не выдержав, крикнул Зайкин и выпустил Игнатьеву, а сам выпрямился и оглядел зал медленно, выжидая, пока остальные успокоятся.

Толпа сразу затихла и замерла. Сотня глаз покосилась на него с недоверием. Атмосфера стала тягучей. Карина ощущала, как грудь сжимается от внешнего давления, словно кости под ним ломались, хрустели и вонзались в собственное сердце. Она опустила взгляд и медленно втянула воздух. «Ненавидь меня тоже», – повторялась в голове фраза, как автодозвон, только куда-то в космос.

– Это мое дело. Никого из вас не касается, – голос Зайкина звучал уверенно и громко.

В синих глазах укрепилось убеждение. Выждав небольшую паузу, он шмыгнул носом и посмотрел на девушку.

– Я стараюсь тебя не бесить. Не получается.

Она подняла голову невольно и уставилась в ответ, стиснув зубы. «Бесишь! Еще больше бесишь! Какой же ты идиот, все-таки», – злилась душа.

Из кармана его штанов раздалась энергичная инди-мелодия. Зайкин взял телефон, вздохнул и, еще раз всех осмотрев, сказал:

– Закрыли тему.

Сразу после парень направился к выходу, по дороге отвечая на звонок. Когда дверь захлопнулась, Карина почувствовала себя брошенной на растерзание голодным волкам, которых специально морили, чтобы те впивали хищные клыки острее и кусали сильнее. Но никто не кинулся, даже Игнатьева стояла спокойно, только смотрела с ненавистью, настоящей, которую до этого, на самом деле, не испытывала. Никто даже слово не сказал. Зайкина не было, а все его продолжали слушаться. Но девушка все равно ощущала их мысли и чувства, их упреки, их ненависть и, наконец, несогласие с несправедливостью, олицетворением которой она стала.

Ей повезло, что на следующей паре все расходились по разным языковым группам. Накал ненависти вряд ли утих, но в объеме точно уменьшился. Пятнадцать человек – не сотня.

Настена с ней даже не попрощалась, убежала вместе с Варданяном из аудитории, как из падающего здания.

Карина не хотела идти на французский, потому что там был Жерар, но зато выпадала хорошая возможность сесть рядом с Зайкиным. Она нехотя шагала к кабинету. Все уже расселись. Зайкин занял старое место, опять читал на планшете. К ее удаче, сидел один. Девушка подошла к парте и, не глядя на него, буркнула:

– Подвинься.

Парень поднял вопросительный взгляд, замерев.