На следующем перерыве Игнатьева увела Настену из аудитории в неизвестном направлении. Карина, чтобы не оставаться одной, вышла в туалет. Наступила менструация, как всегда неожиданно и в неподходящий момент. Тампоны на такие случаи лежали в сумке в специальном кармашке, которую она оставила в аудитории. Стала звонить подруге, но та даже на третий раз не взяла трубку. «Че вы там делаете с Игнатьевой?» – злилась девушка. Контактов других однокурсников у нее даже не было. Кроме Зайкина.
– Ты номером ошиблась? – удивился парень.
– Нет, – раздраженно ответила она. – Просто Настена не отвечает, а у меня месячные начались.
Она посмотрела в открытый потолок над кабинкой. Кто-то мыл руки в общей зоне. Рядом в кабинке журчала струя.
– Можешь попросить Настену или другую девушку с курса принести мне тампон? Он в сумке в боковом кармашке, а я в туалете на нашем этаже.
Зайкин усмехнулся.
– Конечно.
Карина бросила трубку от неловкости.
Через несколько минут из коридора раздалось громкое предупреждение.
– Девчонки, готовьтесь! Сейчас произойдет наглое противоположнополое вторжение.
– Че ты здесь забыл, Зай? – посмеялась одна.
Карина узнала в голосе однокурсницу.
– Услуги по экспресс-доставке предоставляю.
«Вот дебил!» – ворчала девушка в кабинке. Над перегородкой возникла рука с тампоном. Она переняла его, хотя хотелось выругать Зайкина за такую выходку, но не стала себя выдавать.
– За Ермаковой ухаживаешь? – посмеялась вторая.
– Преимущество моих услуг в анонимности, – ответил парень и резко переключился. – Сань, кстати, а ты че на вечеринку не пришла?
– Ооо, у меня такие разборки в Бронксе с бойфрендом были, – отвечала первая. – Угостишь кофе?
– Только если история будет интересной.
– Обещаю. Такая жесть, – голос удалялся. – Значит, приехала к моему ненаглядному мамаша из Ростова…
Карина выдохнула и вышла из кабинки, когда голоса совсем пропали в коридорном шуме.
Перед самой аудиторией ее перехватил Варданян и отвел в уголок, мечась взглядом. На искаженном лице все было написано: и отчаяние, и надежда, и стыд, и боль. Девушка, предвкушая тяжелый разговор, вздохнула и прислонилась поясницей к стене, подставив ладонь.
– Ну, ты по-любому в курсе, что между мной и Настеной? – спросил он торопливо.
Кофейный взгляд не фокусировался. Она кивнула.
– Давай, я хотя бы тебе все объясню, а ты сама решай, рассказывать ей или нет.
Они посмотрели друг на друга. Варданян – с опаской, будто не до конца решился, а Карина постаралась изобразить понимание, но получилось так себе, судя по тому, как парень поджал губы.
– Во-первых, я ее… – его глаза, наконец, остановились, брови двинулись к центру. – Она мне… очень нравится. Во-вторых, я не хотел ее обидеть. Но ситуация безвыходная.
Девушка уже знала об этом, но смотрела так, будто слушала впервые. Она не понимала, по секрету ли ей рассказал Зайкин, или только с Настеной не следовало делиться.
– Я не специально это сделал, просто… поддался слабости, – он шикнул и отвернулся. – В-третьих, мы все равно не можем встречаться, потому что я должен Сиран. Я ей обещал. Традиции нам не позволяют.
Оба почувствовали внимание сбоку – Настена с Игнатьевой шагали по коридору, замедляясь. Они не могли слышать разговор, но что-то подозревали, по крайней мере, задавались вопросами. Варданян сразу опустил взгляд.
– Семья меня не примет, если кратко, – продолжил он тихо.
Карина злилась, потому что ее собственная семья тоже не принимала, но она с этим жила. Ее никто даже не спрашивал, сразу отвергли.
– Не понимаю, почему из-за твоей семьи должна страдать моя подруга?
Парень усмехнулся и пожал плечами.
– Дело не только в моей семье. Сиран тоже заложница этого положения.
– И Настена теперь, – уколола Карина, глянув на идущих однокурсниц.
Он сжал кулаки.
– Знаю… Но если так, то Настена только моя боль. А если я выберу ее, это станет болью Сиран и всех наших многочисленных родственников. Родителей особенно.
– Что это за родители такие, если устаревшие традиции для них важнее счастья собственных детей?
Ухмылка разрезала застоявшееся между ними угнетение. Кофейный взгляд убежал в коридор к румяному лицу с грустными глазами, которые жаждали его внимания в ответ.
– Ей надо меня забыть. Скорее всего, она так и сделает, – слова смешивались с тоской. – Я только хочу, чтобы она понимала… для меня та ночь… тоже… многое значит.
Настена с Игнатьевой приближались. Варданян выдохнул и вернулся в аудиторию.
– Что он сказал? – подбежала подруга, едва за ним захлопнулась дверь, вцепившись в Каринину руки острыми ногтями.
Она улыбнулась. Сладкая парочка умиляла. Досада пролетела через душу навылет. Игнатьева смотрела с ожиданием, тоже переживала за друзей.
– Сказал, что любит тебя, – ответила Карина сухо, – и что ваша ночь многое для него значит, но вместе вы быть не можете, поэтому тебе надо его забыть.
По лицу Настены, как в замедленной съемке, пробежала вспышка эмоций, начиная с восторга и заканчивая разочарованием. Игнатьева цокнула и положила руку ей на плечо.
– Настен, хочешь поговорить, мы рядом.
Она посмотрела на Карину. Та кивнула.