Во времена самодержавия структура Церкви была явно устроена антиканонически… «Добрый офицер», говоря словами петровского регламента, обер-прокурор часто вел себя так, что его шпоры цеплялись за края ряс епископов – апостольских преемников. Цезарепапизм характеризовал дореволюционный строй Церкви. В Церкви всегда находились ее члены, указывавшие на ненормальность такого положения.
Известна деятельность 32 священников, открыто высказывавшихся за необходимость собора и за замену антиканонического синодального строя более каноническим. Но до революции 1917 года все эти мечты оказывались только прекрасными мечтами, а некоторые «мечтатели» жестоко пострадали за свою смелость (епископ Антонин, священник Григорий Петров и др.).
Февральская революция 1917 года дала Церкви возможности начать осуществлять свои мечты. Усиленная предсоборная деятельность. В мае – в Москве Всероссийский съезд духовенства и мирян. На этом съезде еще сильны обновительные тенденции. На нем присутствовали, между прочим, представители «Союза демократического духовенства и мирян».
Дело в том, что только после низвержения самодержавия оппозиционные элементы в Церкви могли сплотиться и представить некоторое органическое единство… Однако сторонников таких течений было сравнительно немного, вот почему и на открывшемся в августе 1917 года первом соборе церковная оппозиция оказалась в меньшинстве.
Собор занялся разрешением множества вопросов. Некоторые он решил, а иные только наметил. Остановимся на двух из них, наиболее злободневных и в наши дни: это вопрос о церковном управлении и вопрос об отношении к государству. Первый вопрос разрешили в смысле восстановления патриаршества. Избран патриарх Тихон (одиннадцатый русский патриарх)… Вопрос о восстановлении патриаршества был весьма спорным. Уже на предсоборном совещании вопрос этот разрешался отрицательно. И на самом соборе была немалая группа – против восстановления патриаршества, как института эпохи, уже отдаленной от подлинного христианства – первохристианства… Патриаршество есть тот же папизм, столь далекий от самого существа православия, папизм, логически не продуманный и не проведенный до конца.
Далеко неизвестно, как прошло бы на соборе дело о восстановлении церковного самодержавия (патриаршества), если бы не подоспели громы октябрьского переворота. Под рев пушек в Москве наскоро избрали патриарха – и на этом собор фактически кончает свою работу…
На соборе признается необходимость союза Церкви и государства, намечаются грани их взаимоотношений. Это отражается на всех постановлениях собора, касающихся внешнего мира. На них (в частности на приходском уставе) отражается бывший во время собора политический и социально-экономический строй дооктябрьского периода.
Уже по одному этому само собой назревает необходимость полного пересмотра указанных соборных решений. Собор наметил такие важные вопросы, как вопросы богослужебного порядка. Но эти вопросы, как и многие другие, на соборе были только поставлены, намечены, но не разрешены. Эти вопросы с особой остротой встают только теперь перед грядущим собором. Сейчас у нас два церковных кризиса.
Сейчас появилась возможность ликвидации самого института патриаршества, носящего на себе влияние государственного монархизма, института, едва ли принесшего, в целом, благо для развития и упрочения в жизни подлинно христианских начал.
Мыслимо создание коллегиального аппарата (малый собор), который, соответствуя новозаветному духу соборности, с гораздо большим успехом проведет в жизнь то, что берется проводить единолично патриарший институт. Впрочем, не предрешаем.
Мыслим и такой патриарший строй, при котором возможно избежать тех тягостных ошибок, наличие которых и подвело нас ко второму собору.
Церковь пребывает на земле. Члены Церкви в то же самое время являются и членами государства. Поэтому вопрос о взаимоотношениях Церкви и государства является одним из важнейших вопросов церковности. В наши дни, дни напряженной политико-экономической борьбы распавшегося на два лагеря человечества, это вопрос совершенно исключительной важности.
Церковь отделена в России от государства. Церковь принципиально до сих пор не признавала в существе своем столь благого Церкви положения. Отделение Церкви от государства должно быть Церковью признано определенно и безоговорочно. Раз и навсегда. В непризнании Церковью этого факта кроется источник тех политических (контрреволюционных фактически) настроений, уклонов, а иногда – как это в вопросе с изъятием ценностей – и дел. Если Церковь признает для себя за величайшее благо раздельное существование с государством, ей будет безразличен тот или иной политический строй.