Договориться с народом. Избранное (сборник)

Но это так, кстати, потому что мы, широкая общественность, читаем не летописи, а труды историков – от знаменитых до авторов школьных учебников. А отечественная классическая история старательно фальсифицировалась казенными историками в русле проводимого властью курса на необходимость понимания русских как народа безусловно европейского, что приводило к чудовищным искажениям в исторической картине. Не были свободны от идеологических шор и субъективизма и классики исторической науки – Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, Д.И. Иловайский или Н.И. Костомаров, не говоря уж о В.О. Ключевском. Как справедливо замечает новосибирский историк, философ и культуролог Виктор Дорошенко, «все русские историки – Карамзин, Соловьев, Ключевский – европеизированные, а не собственно русские. Это истории, написанные в европейских понятиях о русских событиях. Собственной истории России мы до сих пор не имеем». Еще Ф.И.Тютчев замечал: «Вся история России в допетровский период – сплошная панихида, а после Петра – одно уголовное дело» (с первым положением можно согласиться, заменив лишь панихиду на свалку или помойку).

В советский период история преподносилась сначала на основе схем, построенных на принципах марксистского экономического детерминизма («школой Покровского», все же имевшей ряд достижений по сравнению с дореволюционными историками). Затем ее перекраивали так, чтобы ярче выступили «доблестные образы наших великих предков», также далекие от объективности. И… в результате советская историография фактически оказалась клоном дореволюционной с той лишь разницей, что царей принято стало не воспевать, а ругать, а Божественный Промысел заменили классовой борьбой. В итоге, как заметил писатель Михаил Веллер, вместо историю мы имеем мифологию.

Конечно, труды по истории непременно несут на себе печать субъективного ее понимания автором, поскольку история, увы, наверное, из всех гуманитарных дисциплин меньше других стала наукой, т. е. занимается не сравнением (что лежит в основе научного знания вообще), а фактоизложением. К тому же мы подчас не знаем достоверно ничего даже о больших событиях, свидетелями которых были сами. Например, люди моего поколения, которые в 1950-е годы были уже взрослыми, не знают доподлинно (как не знают этого и все ныне живущие россияне), при каких обстоятельствах умер Иосиф Сталин или кончил свою жизнь Лаврентий Берия. Можно ли считать достоверными свидетельства летописцев, относящихся к временам «на заре туманной юности» Руси? Но есть и такой важный момент, как общественные ожидания. В жизни народов периоды подъема обычно чередуются с временами спада. «Есть время разбрасывать камни и время собирать камни». В 90-е годы был сильный спрос на негативное толкование истории, и «ученые», осознавшие этот спрос, нашлись. Были среди них и просто болтуны, но основным мотивом было все же четкое желание любой ценой возвести «имя славное россов» к «благородным князьям киевским». Ныне идет, нарастая, процесс подъема страны, и появляется спрос на историю, концептуально альтернативной либеральной (навязывавшейся нам не десятилетия, а столетия) Конечно, не будем обольщаться ее чрезмерной объективностью, но, по крайней мере, есть надежда, что она наконец-то вымоет из сознания откровенную клеветническую ложь либеральной историософии. А исторических трудов, отвечающих этому спросу, освещающих события минувшего так, чтобы из них можно было извлечь полезные уроки для наших дней, пока не создано. Так время ли сейчас ломать копья вокруг фигур полумифического Рюрика или Олега, больше известного по легендам, чем по реальным источникам? Особенно если учесть, что совершенно не разработаны важнейшие вопросы истории становления именно Русского государства, началом которого стало Владимиро-Суздальское княжество Андрея Боголюбского. Ведь этот-то период не нуждается ни в каких мифах и легендах, исторические свидетельства о нем, причем подлинные, в изобилии. Так что дело лишь за тем, чтобы преодолеть косность академической исторической науки, избавиться от стереотипов и взглянуть на историю России без шор на глазах.

Не норманнская теория, а русская историософия

– Ну, вот, – скажет рассерженный читатель, – объявился еще один глашатай норманнской теории, ложность и идейную порочность которой показали выдающиеся отечественные ученые, начиная с нашего величайшего гения Михаила Ломоносова.

И этот читатель будет неправ. Моя версия нашей истории не имеет к норманнской ее теории ни малейшего отношения.

Сторонники норманнской теории считали, что варяги (норманны) создали государственность на пространстве от Новгорода до Киева, а в дальнейшем на всей территории, впоследствии получившей название Киевской Руси. Но как раз против этого их тезиса я решительно возражаю.