Договориться с народом. Избранное (сборник)

Обидно почитателям Гоголя? Да. Но ведь никто не сможет отрицать, что названные герои Гоголя – маски. Потому-то они и стали нарицательными. И Гоголь пополнил мировую коллекцию таких масок, служащих для обозначения определенных страстей и пороков человеческих. Сложнейшее существо – человек – сведен им к одной черте характера. А иного у Гоголя и не могло получиться, он сам признавал, что создавал эти образы, выискивая отрицательные черты самого себя (то есть каждую черту в отдельности) и доводя их до логического конца. Даже если он списывал своих героев с конкретных людей, он не в состоянии был нарисовать их портреты в силу удивительной однобокости своего таланта. Гоголь был комик, он обладал редким талантом комического актера, что доказывал блестящим исполнением различных (в том числе и женских) ролей в пьесах, которые ставились учащимися Нежинского лицея, где он учился. Когда ему потребовалось отдохнуть от зубрежки и получить некоторое свободное время, он симулировал психическое заболевание, да так, что и врачи признали его заболевшим и поместили в больницу (возможно, этот опыт пригодился ему впоследствии при работе над «Записками сумасшедшего»). Не зря преподаватели лицея характеризовали Гоголя кратко: «туп, слаб, но резов». Таким комиком он и оставался: «Ведь ты, братец, сам делаешься комическим лицом!» – говорит ему Погодин. «Я именно комик, – соглашается Гоголь, – и вся моя фигура карикатурна». (Давно замечено, что комики – писатели и актеры, умеющие рассмешить читателей или зрителей, в повседневной жизни нередко бывали угрюмыми и нелюдимыми.)

Гоголь просто не умел видеть человека целиком, или, как деликатно высказывается Александр Привалов: «Ведь куда бы то ни было вовне Гоголь, судя по его писаниям, вообще смотрел не часто – или, лучше сказать, не настойчиво. Перечтите любой его портрет (кроме карикатур) – поэтические восклицания, сверх которых: глаза такие-то, губы такие-то, шея, лоб…» Гоголь схватывал какую-нибудь одну смешную или забавную черту в человеке – и этого ему было достаточно, чтобы нарисовать комический (а иногда и восхитительный) образ. Попробую показать это на примере, когда Гоголь описывал самую красивую девушку, поразившую его, как ни одна другая женщина, – и тут он вынужден был ограничиться двумя-тремя чертами, после чего переходил на восклицания, выражающие восхищение. Речь идет о героине не написанного Гоголем романа «Рим», называемого просто «отрывком». Началом романа отрывок можно считать потому, что он начинается восторженным гимном красоте альбанки Аннунциаты, затем идет жизнеописание молодого князя (безымянного), далее рассказывается, как князь был ошеломлен красотой Аннунциаты, мельком увидев ее проезжающей во время карнавала. Князь призвал человечка для разных поручений, чтобы тот помог ему найти Аннунциату Видимо, дальше должен был развернуться роман Аннунциаты с князем. Но князь, зачарованный красотой Рима и его окрестностей, кажется, забыл, зачем вызвал порученца, и на этом отрывок (менее 50 страниц) кончался.

Кстати сказать, почему-то все, пишущие о «Риме», называют Аннунциату албанкой. Розанов, пораженный красотой увиденной им однажды албанки, даже пустился в изыскания и в конце концов удовлетворился утверждением, что албанцы – это чистые греки, избежавшие смешения с другими этносами и потому сохранившие красоту и изящество классических форм. Но в действительности Аннунциата была чистокровной итальянкой, видимо, родом из городка Альбано близ Рима. Гоголь сам упоминает об альбанских горах, о других альбанских горожанках (которые, разумеется, не смеют сравниться красотой с Аннунциатой), а также о дороге, ведущей из Альбано в Кастель-Гандольфо (это все места в окрестностях Рима, в Кастель-Гандольфо располагается также летняя резиденция папы римского).

Итак, вот «самый лучший портрет женщины», вышедший из-под пера (кисти) Гоголя: