Договориться с тенью

А на другой день с Софией случилось несчастье. Её с разорванными связками санитары погрузили в автомобиль и привезли в госпиталь. Так как страховой полис она не брала с собой на гору и, конечно, не располагала десятью тысячами долларов на операцию, то оперировать не стали, а, упаковав ногу до бедра в гипс, отправили в отель. Такую её, одинокую и беспомощную, с температурой, в гипсе, и обнаружила парочка вечером. Лена же была уверена, что София в госпитале. Светлана принялась громко охать, а Игорь, как опытный горнолыжник со стажем, переживший не одну травму, трезво оценил ситуацию и принялся дозваниваться в страховую компанию. Ему ответили, что рабочий день закончился и придётся ждать до утра. У компании «Пан Юкрейн» не было желания оплачивать соотечественнице операцию, и они тянули с ответом двое суток, пока, наконец, не вынесли вердикт: «Руководство компании решило, что оперировать вас будут в Киеве. Такого уровня операции в Австрии стоят дорого».

— Да вы, что, сошли с ума? Какой Киев? Уже двое суток без помощи, такую дорогу — пять часов в автомобиле и затем два самолёта — она не выдержит! Вы бы видели её ногу! У неё может начаться гангрена!

Игорь сказал всё, что думал про них и про их компанию, и, бросив трубку, выскочил из комнаты.

Нога действительно распухла, температура поднималась и София, не выдержав боли от впивающегося гипса, разрезала его.

Друзья вернулись поздно. Игорь был слегка пьян, глаза его радостно сияли:

— Не боись, малышка! Я познакомился с хозяином отеля, мы с ним весь вечер выпивали. Вот такой мужик! Хоть и немец, — Игорь поднял кверху большой палец. — У него друг работает хирургом в госпитале в нескольких часах езды отсюда — в городе Шварцах. Завтра тебя сам хозяин на машине отвезёт, и тебя прооперируют.

— Как? Без денег? — не поверила София.

— Так — под моё честное слово! Мы с Пашкой всех знакомых обзвонили. Надо чтобы кто-то через американский банк быстро перевёл деньги на госпиталь. А пока я свои все до цента отдам.

Игорь принялся выворачивать карманы и считать свою наличность. Всегда бледное, личико Светланы пошло пунцовыми пятнами:

— Как отдашь? А как же мы? А сувениры? А новые лыжи?

Кажется, она даже не замечала лежащей перед ней Софии.

— Молчи, женщина, когда муж говорит!

Игорь взял под локоть жену и вывел из комнаты.

София лежала, крепко сжав веки. Из её закрытых глаз катились слёзы.

— Какая же я дура! Я совсем не разбираюсь в людях, — прошептала она потрескавшимися губами.

На другой день, ранним утром хозяин отеля с Игорем вынесли её на руках, уложили в автомобиль. Водитель вёл машину очень осторожно, стараясь не причинить ей лишней боли и время от времени участливо справлялся об её самочувствии, успев по дороге рассказать, как его дед, оказавшийся в числе военнопленных в одном из сибирских лагерей, испытал на себе великодушие русского народа. Непривычный к суровым морозам, он сильно простыл и тяжело заболел, решив уже, что будет похоронен в чужой земле. Но его выходила русская женщина, приносившая в барак домашнее горячее молоко. Теперь его очередь отдать долг русской за деда — подытожил хозяин отеля.

Через два часа они были на месте. Возле дверей госпиталя Софию уже ожидал санитар с каталкой. Её приняли в госпиталь без предоплаты, благодаря поручительству хозяина отеля. «Вот и верь расхожему штампу о «капитализме со звериным лицом», — думала София, «уплывая» под наркозом. Перед глазами промелькнули ослепительные вершины гор, синее небо и склонившиеся лапы елей под тяжестью снега.

София лежала в просторной палате. Кроме неё, здесь находились ещё три пациентки. То ли так было принято в Австрии, то ли не хватало мест, — горнолыжный сезон был в разгаре. Но в одной палате лежали и до, и послеоперационные больные. София оказалась в интернациональном коллективе. Напротив была кровать пожилой австрийки, которую готовили к операции, и ежедневно к ней приходил муж. Он часами оставался возле её постели. София с удовольствием наблюдала за этой парочкой. Всегда происходило одно и то же. Сначала они перебрасывались парой-тройкой фраз, а затем просто тихо сидели, прижавшись друг к другу, смотрели на окружающих и молчали. Они прожили вместе много лет и не нуждались в словах. У них было о чём молчать. Иногда они переглядывались и улыбались друг другу. Здесь же при входе стояла вешалка, и посетители приходили в верхней одежде, раздевались, садились рядом со своими родными и оставались надолго. Рядом с Софией находилась кровать молодой француженки. Она тихо лежала и ни с кем не разговаривала. Но когда её навещал муж с двумя маленькими дочурками, женщина начинала жаловаться и плакать. Постепенно её тихие слёзы переходили в истерику, дети смотрели испуганно и жались к отцу, тот нажимал на кнопку над кроватью, прибегал доктор с медсестрой, больной делали укол — и она затихала. Так повторялось каждый день.

«Уж лучше бы её не навещали!» — однажды подумала София.