Лучше уж и не начинайте. Ведь в этом экстраординарном и таинственном деле легковесные доказательства и общие суждения суть величайшее и опаснейшее табу! К тому же… а знаете ли вы, как это дело попало ко мне в руки после упомянутых событий? А какие наблюдения я проделывал? Какими методами проводил исследование? Насколько ужасным и болезненным, величественным и безумным, насколько нонсенсным оказалось объяснение второго приступа в свете этих изысканий? Каким образом дорога, которой шло мое исследование, свернула вдруг не туда и привела меня к самоубийству? Пока вы основательно не изучите всего этого, вы никак не поймете, есть ли убийца.
Ну что? Похоже, так я вас запутал, что стоите вы тут и вздыхаете. Да, спесь-то я с вас посбивал, но о том, какой ход приняли мои дальнейшие исследования, я расскажу в продолжении полноцветного звукового фильма, не отвлекаясь на вежливые обороты.
Кстати, когда деревенские комментаторы вроде меня убирают вежливые обороты в своих толкованиях новых американских лент, это звучит как любительский сценарий… Я, к сожалению, сценариев там или либретто никогда не писал, но до рассвета времени еще полно, так что позабавлюсь-ка в последний раз да заодно добью этот сценарий. Однако прошу заметить, что самое важное, кульминация психической наследственности, тут отложено на потом, а до него, как в приличной опере, ой, простите, сценарии, идут одна за другой всякие увертюры.
Мои заметки о данном происшествии расположены в том порядке, в котором я сам узнавал о событиях, поэтому достаточно ознакомиться с ними, чтобы понять всю правду… Позволю себе поклясться небом и землей, что история эта абсолютно честна, искренна и научна, а потому покорнейше прошу верить в нее. Вежливо прошу, заметьте! А-ха-ха…
[
Доктор Масаки, одетый а-ля деревенский староста — в хаори с гербами цвета фасолевой пастилы, саржевое хитоэ[109]
и хакама и поблекшие от стирки белые таби, — сидит, скрестив ноги, у окна, ровно напротив входа, и лениво покуривает сигару. На круглом столе в центре комнаты лежат старый зонтик и котелок — предположительно, вещи доктора Масаки. Рядом стоит доктор Вакабаяси в сюртуке, он представляет доктору Масаки сурового полицейского инспектора в форме и щуплого господина в саржевой одежде.— Главный полицейский инспектор Оцука… следователь-судья Судзуки… Оба в этом деле с самого начала.
Доктор Масаки встает, принимает визитные карточки и радостно кивает каждому.
— Масаки. Вы, кажется, хотели меня видеть… Карточку! Простите, забыл.
Полицейский и следователь кланяются еще торжественней.
Приводят связанного Итиро Курэ, на нем однослойное кимоно авасэ из темно-синей ткани в горошек, надетое на голое тело. Двое судебных служителей держат его за концы веревки. Джентльмены расступаются, пропуская молодого человека, и остаются рядом с доктором Масаки как ассистенты.
Итиро Курэ стоит на месте и мрачным, меланхолическим взором окидывает комнату. На его белых руках и шее много ран, ссадин и царапин, полученных из-за сопротивления, оказанного в процессе задержания, а его редкой красоты фигура смотрится здесь весьма странно. Судебные служители, стоящие позади юноши, отдают честь.
Доктор Масаки приветствует их взглядом и, выдыхая длинную струйку сигарного дыма, хватает Итиро Курэ, заключенного в наручники, за ладонь и бесцеремонно притягивает к себе, так что между их лицами остается расстояние примерно в один сяку. Они смотрят друг на друга в упор. Неужто доктор Масаки пытается найти в его взгляде какой-то намек или хочет погасить огонек в глазах Итиро Курэ?.. Некоторое время они переглядываются.
Затем в лице доктора Масаки, как и в лицах стоящих рядом господ, проявляется некоторое напряжение. И только доктор Вакабаяси бесстрастно и пристально смотрит на доктора Масаки холодным мутным взором, будто выискивая в нем нечто неизвестное.
Итиро Курэ сохраняет спокойствие. Он отводит ясный взор, который весьма свойственен умалишенным, от доктора Масаки и неспешно, снизу вверх, оглядывает высокую фигуру доктора Вакабаяси, одетого в визитку.
Выражение лица доктора Масаки постепенно смягчается. Глядя на профиль Итиро Курэ, он улыбается, затем, затянувшись гаснущей сигарой, дружелюбно начинает:
— Знаешь этого дяденьку?
Итиро Курэ, смотря снизу вверх на бледное длинное лицо доктора Вакабаяси, искренне кивает, в его взгляде проявляется мечтательное выражение. Заметив это, доктор Масаки улыбается еще шире.
Итиро Курэ шевелит губами:
— Знаю… это мой отец…