Догра Магра

Впрочем, М. тоже оказался не промах. Как только приехал В., М. сразу смекнул, что Т. с ребенком живут недалеко от Фукуоки, максимум в дне езды. Т. тогда едва исполнилось тридцать, а значит, она была по-прежнему красива и о ней наверняка судачили окружающие. Сын ее, никогда не знавший отца, вероятнее всего, носит материнскую фамилию, как того и хотел М. Поскольку он незаконнорожденный, Т., вероятно, не спешила в управу, чтобы зарегистрировать сына. Наверняка теперь он учится в третьем или четвертом классе начальной школы. Так рассуждал М., вернувшись из-за границы. Остальное было лишь вопросом некоторого упорства, и потому М. внимательнейшим образом отслеживал каждую поездку В. по Фукуоке и окрестностям. И вот через некоторое время М. обнаружил имя И. в списке работ пятиклассников на выставке, посвященной празднику Танабата[121], в начальной школе Ногаты. Честно говоря, до этого времени М. принимал И. за другого человека, поскольку не догадывался, что тот благодаря успехам пропустил год и в одиннадцать лет учился уже в пятом классе.

И тут вмешалась судьба. Когда М. находился на этой выставке, в помещение случайно вошел один из учеников и взгляды их встретились. М. не мог этого вынести, он тут же выбежал прочь и, закрыв лицо руками, принялся проклинать свою долю ученого на чем свет стоит. Этот мальчик был копией своей матери, и в его облике не прослеживались черты ни М., ни В.

М. вздохнул с облегчением. Но как же все-таки отчаянно-прекрасно было лицо ребенка, который уже в недалеком будущем окажется распят на кресте научного эксперимента и доведен до самого жалкого состояния! Как же он был развит, как же тих, кроток и невинен… Высшая степень буддийского пробуждения! М. тщетно пытался стереть из памяти чистый детский взгляд и принялся в отчаянии бродить по улицам и распевать сутру об «Аде умалишенных», стараясь искупить свою вину. Он стучал в деревянную рыбу и оплакивал будущее чистого, невинного ребенка.

А В. с холодной улыбкой на бледном лице следил за М., глядя в окно своего кабинета на кафедре судебной медицины Императорского университета Кюсю. Он знал, какие мотивы сподвигли М. бежать за границу, и знал, что не успеет И. достигнуть юношеского возраста, как М. вернется на Кюсю. Осознавая данное обстоятельство, В. завершил все исследования, необходимые для опыта, и ждал соперника во всеоружии.

Однако и М. оставался рабом науки до кончиков ногтей. При помощи этого эксперимента он надеялся подвести итог научным трудам всей своей жизни и доказать механизм «кармического воздаяния», или «психической наследственности». И желание М. не уступало по силе намерению В. использовать свиток как пример в работе «Психиатрическая преступность и методы ее расследования», которой тот посвятил все свои силы.

Но… что за муки продолжал испытывать М.! Пожертвовать совестью ради науки и наблюдать, как из чистого, невинного мальчика вырывают душу… Изучать его живой труп — результат собственных действий, а затем триумфально опубликовать результаты эксперимента. Как же горько он страдал! И все исследования, которые он проводил как безумный в течение десяти лет после выпуска, были предприняты им лишь для того, чтобы заглушить голос совести. Так, не в силах избавиться от мыслей о предстоящей казни, он полировал и полировал лезвие гильотины… И знаешь, каков был главный тезис диссертации, отправленной им в университет для получения научной степени, этот последний штрих, наводящий на гильотину лоск? «Мозг не средоточие мышления».

Наконец страсть М. к науке взяла верх над муками совести. Он загорелся энтузиазмом и, позабыв обо всем, принялся разгонять мрак, навеянный «темными веками сумасшедших», и уничтожать «ад умалишенных», по-прежнему царивший на этом свете. И с хладнокровием, не уступающим хладнокровию В., он подсчитывал годы со дня рождения И.

Ну а судьба Т. напоминала свечу на ветру. К тому времени она уже поняла, что интерес молодых людей был продиктован лишь ее привлекательностью и тайной свитка. Последний, вероятно, был у М., который прямо интересовался его местонахождением, либо у страдающего из-за несчастной любви В. Понимая, что противники ее — люди чудовищные, Т., слабая женщина, дрожала от страха за собственную жизнь и за жизнь сына.

Следовательно, если бы в результате эксперимента, связанного с изучением небезызвестного жуткого свитка, пострадал И., его мать незамедлительно назвала бы два имени — В. и М. А значит, непременным условием опыта была смерть Т.

— Но… профессор! Как же это жутко! — невольно воскликнул я и уперся лбом в стол.

В голове все горело, лоб заледенел, ладони пылали. Я затаил дыхание, готовый задохнуться…

— Что? Что такое? Ты спросил, а я тебе объясняю! — отозвался откуда-то сверху доктор Масаки тоном, не терпящим возражений. В голосе его слышался укор. — Как можно быть настолько малодушным? Сначала просишь меня рассказать секрет всей моей жизни и обещаешь выслушать, а потом причитаешь. Поставь себя на мое место и поразмысли, как должно было быть страшно мне. Представь мою боль! Однако худшее впереди…