Но знали бы вы, какая силища у того сумасшедшего! Я изо всех сил пытался его сдержать, однако, к своему стыду, ничего не смог поделать и даже потерял два раза сознание. Очнувшись, я вместе с докторами побежал в палату № 7 и увидел Итиро с окровавленным лицом. Он громко кричал, размахивая перед собой мотыгой, словно бамбуковой палкой: «Не смотрите! Не смотрите!» Подойти к нему никто не отважился. Но стоило юноше завидеть доктора Масаки, как он успокоился, улыбнулся и, указав на полуголый труп молодой Сино, произнес следующие странные слова: «Отец, дайте мне снова тот свиток, что показывали в каменоломне. Глядите, какую модель я нашел!» Услышав это, профессор Масаки сделался очень нервным, побледнел, оглянулся на нас и закричал: «Да что ты мелешь?!» — и накинулся на Итиро Курэ. Тот ударился головой об стену и потерял сознание, и только это привело доктора Масаки в чувство — он очнулся и стал раздавать указания персоналу.
Удивительно… Когда я вошел в палату, из головы у него текла кровь. Профессор Масаки сказал, что больной безнадежен — получил сотрясение и не дышит. Однако я заметил, что у Итиро связаны руки и ноги, поэтому можно предположить, что травмы его были не так уж тяжелы.
Правда?.. Я должен с ним попрощаться! Я обязан жизнью этому человеку. Несколько лет назад, еще в Америке, я скитался по улицам Чикаго, умирая от пневмонии, а доктор Масаки поместил меня в больницу. Потом он сказал: «Если хочешь вернуть должок, отправляйся в Фукуоку и жди меня там». И даже вручил мне деньги на дорогу! Приехав, я получил должность учителя дзюдо в Английской школе Фукуоки. А потом, когда доктор Масаки вернулся в университет, я стал охранником в «Клинике свободного лечения». Профессор оптимистично смотрел на жизнь, и я уважаю его как крайне благородного человека. Быть может, на отчаянный шаг его сподвигло чувство ответственности (и т. п.).
Сегодня около шести часов вечера случился пожар в одной из комнат дома г-жи Яёко Курэ, по адресу преф. Фукуока, уезд Савара, Мэйнохама, 15–86, что вызвало панику в районе. Из-за ветра и установившейся сухой погоды огонь перекинулся на соседние дома и храм Нёгэцу-дзи. Расстояние не позволило расчету прибыть вовремя, и пожар принял гигантские масштабы. Яёко Курэ (сорок лет, тетка Итиро Курэ, см. выше), которая и устроила поджог, бросилась в огонь в храме и сгорела заживо на глазах у зевак. С тех пор как весной умерла ее дочь, женщина стала демонстрировать признаки психического расстройства и совершенно сошла с ума, когда услышала о смерти своего племянника Итиро, что, вероятно, и спровоцировало трагедию.
Я поднял глаза от экстренного выпуска и робко огляделся. Казалось, мою голову что-то сдавливает. Вскоре на голубой ткани узелка я заметил карточку. «Что-то еще», — подумалось мне. На открытке стандартного размера знакомым почерком было написано следующее:
Мне очень стыдно.
Это я пил тогда с профессором С.
Надеюсь на счастье в другой жизни.
Вверяю моего сына и невестку твоим заботам.
Экстренный выпуск газеты выпал из моих рук и оказался на полу. Вся комната осела вместе со мной и стала тонуть. Пошатываясь, я встал со стула и проковылял к южному окну.
Над крышей с двумя трубами сияла полная луна. Она освещала мрачную площадку «Клиники свободного лечения», где уже не было ни души. И хотя еще утром мне казалось, что я вижу там ровный белый песок, теперь картина была иной: местами зияли ямы, а сухие павловнии утратили листья, и только причудливые их ветви колыхались, будто кланяясь звездному свету.
— Ну и чудеса… — прошептал я и прикоснулся рукой ко лбу, но боль, которая возникла утром, исчезла начисто. И сколько бы я ни трогал это место, ощущения не возвращались.
Я прижал руку ко лбу, продолжая искать эту боль, и оглядел тихий кабинет, залитый тусклым желтым светом. Затем я снова посмотрел на луну, источающую платиновый свет… И тут… Передо мной предстала ясная и чистая как лед правда!
В случившемся нет ничего чудесного. Совсем ничего!