Дояркин рейс

В Мескиту пошли с самого утра, к открытию, сразу после раннего завтрака. Пока Марьяна с видимым удовольствием уплетала картофельный омлет, по высоте походивший на православный кулич, Ваня внутренне метался между наставлениями доктора Баньоса и раскидистым натюрмортом шведского стола. Одержавшее трудную победу благоразумие остановило свой выбор на «tostado con tomate» – на золотистую корочку слегка поджаренного и еще теплого гренка была уложена карминная мякоть молотых томатов, сбрызнутых сверху солнечными каплями оливкового масла. Наблюдая за сооружавшим такую же композицию молодым испанцем, Ваня тоже потянулся было уложить сверху тончайшие лепестки амарантового хамона – но, вздохнув, отложил национальное блюдо обратно под удивленный взгляд кабальеро.

– Ты забыл хлебушек чесноком потереть, – с набитым ртом подсказала Марьяна, наблюдавшая эту сцену, – я видела, он именно так и сделал вначале.

– Обойдусь, – отмахнулся Ваня, – во-первых, Баньос будет ругаться, во-вторых, пряностей мне и так хватает – ты мне заменяешь как минимум половину…

Прогуливаясь под сводом красно-белых двойных акведуков, парочка невольно взялась за руки, почувствовав себя словно в каменном лесу.

– Как тебе? – прошептала Марьяна.

– «Черный квадрат» – так же шепотом ответил Ваня.

– Почему «Черный квадрат»? Ничего же общего.

– Я не об этом. Малевич нарисовал черный квадрат. И опередил всех. Любой может нарисовать черный квадрат, но ценность имеет только первый. Так и впечатления от этой анфилады – что ни скажи, уже кто-то это описал. Хотя… Как несостоявшийся художник – иди-ка сюда. Смотри… На такое сравнение еще никто не отваживался, кажется. Хотя это и кощунственно звучит – если стать под углом от тридцати пяти до сорока пяти градусов – эти арки как будто свисающие с потолков… хамонные окорока. Что в каком-то смысле еще раз символизирует победу кастильских адалидов над каидами полумесяца. Хотя, возможно, во мне говорит голод…

Сквозь усиливающийся зной доплелись до Худерии. Ваня твердил, что обещал возложить цветы к памятнику Маймонида, но цветочной лавки поблизости не обнаружилось. Ограничились прикосновением к и без того до блеска натертой левой ноге великого врачевателя. Выполнив обещание, Ваня запросился обратно в отель, процитировав «Пилигримов» Бродского. Синим, дескать, солнцем они палимы. Хотя сердца их, а значит и Ванино сердце – полны рассвета. Марьяна возразила, что в основном вообще-то увечны они и горбаты. Сошлись на том, что Ваня идет в отель и собирает вещи, так как «Conquistador» пользуется бешеной популярностью и номер им не продлили. Посему они после выселения отправляются в Толедо. А она пока прогуляется по знаменитым кордовским патио, тем более что сейчас проходит их ни больше, ни меньше – фестиваль.

Прогулявшись по утопающим в цветочных водопадах дворам, Марьяна вышла на набережную Гвадалквивира. Двинувшись к Меските по calle Ronda-de-las-Isas, она увидела вывеску букинистического магазина «El Laberinto». Иногда она скучала по этой пыльной тишиной библиотек и книжных лавок, но Ваня, когда было необходимо, легко восполнял эту ностальгию. Чуткая вселенная выложила поверх кучи старых журналов фолиант с безупречной и легко узнаваемой французской типографской антиквой. «Histoire apocryphe de la peinture européenne. Reproduction originale de l'édition de 1637. Paris. MDCCCXCIX». Вышедший на звон колокольчика седой продавец улыбнулся Марьяне и стал быстро говорить что-то по-испански.

– Не так быстро, пожалуйста, – по привычке взмолилась Марьяна на английском.

– Дядя Фернандо не говорит по-английски, но я могу помочь.

Обернувшись, Марьяна пару секунд осмысливала происходящее.

– Вы всегда появляетесь со спины?

– Для, Вас, видимо, да! И всегда приношу хорошие вести!

Доктор Горацио Пихуан Баньос рассматривал Марьяну почти в упор, слегка щурясь от отсвета бликов, пробивавшихся сквозь витражное стекло магазина и игравших на ее шевелюре.

– И какую хорошую весть Вы хотите принести сейчас?

– Ну, я могу сказать Вам, что дядя Фернандо говорит, что Вы держите в руках редкое издание – оригинальное воспроизведение еще более редкого издания «Тайная история европейской живописи», точнее «Апокрифическая история». Оригинал был издан в 1634 году, а у Вас копия этого издания, сделанная в 1899-м. Вещь специфическая, для узкого круга. А еще хорошая новость в том, что дядя Фернандо – действительно мой дядя, они держат эту лавку вместе со своим сыном. То есть моим двоюродным братом. Могу упросить их дать Вам хорошую скидку.

– С ума сойти! А почему Вы не в больнице?

– Мое дежурство закончилось! Я, конечно, не забуду его, особенно Ваше феерическое появление. Давайте угощу Вас кофе. Книгу берёте? Интересуетесь европейскими художниками?

– Мой муж интересуется. Как он сам говорит – несостоявшийся художник. Хотела сделать ему подарок. Нет, даже не спрашиваю, сколько она стоит, я не взяла с собой банковские карты. А за кофе спасибо. Только у меня не так много времени. Скоро чек-ап в отеле, в «Конкистадор».