Доисторические и внеисторические религии. История религий

Чаще всего культ этот именуют охотничьим и приводят распространенные среди современных дикарей обычаи захоранивать отдельные части убитых ими животных, чтобы те вновь возродились и леса продолжали изобиловать дичью. Но случай с неандертальским культом пещерного медведя мало подходит под такое объяснение. Дело в том, что громадный медведь (до трех метров длиной и более двух метров высотой в холке), вооруженный страшными зубами и когтями, являлся слишком опасным объектом охоты для человека плейстоцена. И действительно, неандерталец, судя по его кухонным отбросам, в повседневной жизни предпочитал питаться безобидными копытными или грызунами. С помощью ловчих ям он довольно безопасно мог ловить шерстистых носорогов и даже мамонтов. Отправиться же в глубину пещер на медвежью охоту его могли заставить либо отчаянные обстоятельства, либо иные, не связанные с пропитанием, но жизненно важные цели. Судя по тому, как обращались с останками убитых медведей, эти хозяева пещер потребны были неандертальцу для каких-то религиозных целей. То есть не культ медведя был следствием охоты, но охота на медведя была следствием культа.

Примечательно, что к черепу медведя относились неандертальцы столь же почтительно, как синантропы и иные Homo erectus к черепам своих собственных сородичей. Не указывает ли это, что пещерный медведь как-то ассоциировался с предком? По времени культ медведя совпадает с изменением похоронного обряда – поклонение черепу предка замещается захоронением мустьерского типа. Видимо, в это время умерший из связующего звена между божественным и земным мирами превращается в объект заботы своих живых сородичей. Умершему надо помочь преодолеть смерть и тление – отсюда похоронный обряд неандертальца. Для достижения же неба начинают использоваться иные приемы, и в первую очередь соединение с существом, символизирующим всемощного и вечного Бога. Соединение наиболее естественно происходит при вкушении пищи, а символом Творца всего естественней могло выступить особенно сильное и внушающее страх животное или человек. По непонятным для нас причинам культ посредника человека-предка замещается в эпоху среднего палеолита культом пещерного медведя. Именно это мощное и наводящее ужас животное превращается в символ божественного. Медведей ловят, видимо, с риском для жизни и после неизвестных нам обрядов убивают. Их мясо вкушают с благоговейным трепетом, полагая его субстанцией самого Творца, и потому к костным останкам проявляют особо почтительное отношение. Их не разбрасывают, где попало, но собирают, аккуратно складывают, ориентируют по частям света, защищают от разрушения специально возведенными стенками и «шкафчиками», возносят на каменное основание, как объект поклонения.

Древнейший рукотворный образ Бога?

Череп трехгодовалого пещерного медведя без нижней челюсти с аккуратно продетой через арку скулы бедренной костью более молодого медведя. Две длинные кости еще одного пещерного медведя образуют основание. Неандертальское «святилище» в пещере Драхенлох (Швейцария).

В большинстве пещер, где поклонялись медведю, совершали медвежий культ, видимо, не жили: швейцарский Драхенлох расположен слишком высоко и неудобно, Петершель далеко отстоит от водных источников. Скорее всего, эти пещеры избирали специально для выполнения религиозных обрядов.

Примечательно, что особое отношение к медведю до самого недавнего времени сохранялось в Европе. Наше слово «медведь» – поедатель, знаток («ведатель») меда – возникло в результате табуирования, запрета на произнесение подлинного имени зверя. Таким именем могло быть общеиндоевропейское рикптос (отсюда санскритское рикшас, греческое – арктос). Иное древнее индоевропейское слово для обозначения этого животного, сохраненное в немецком языке bar (древнеиндийское – бхаллас) – коричневый, тоже слово-заменитель. Слово bar присутствует в нашем слове берлога – медвежья нора, логово. Народные предания называют медведя человеком в шкуре, рассказывают о похищении медведями женщин. Гербы и названия многих европейских городов – швейцарского Берна, Берлина, Ярославля, Перми – напоминают о медвежьем культе. И то, что все мы в детстве не обходимся без плюшевого мишки, тоже туманное воспоминание древнего и страшного обряда, творившегося в пещерах Европы неандертальскими охотниками.

Почему именно медведь привлек внимание неандертальца и стал для него символом Высшего Бога, трудно сказать. Скорее всего, имела значение сила зверя, его вызывающая ужас мощь. Может быть, как предполагают авторы «Археологического словаря» Уорвик Брей и Дэвид Трамп, медведь был основным соперником человека в борьбе за редкие сухие пещеры с южной диспозицией, в которых можно было пережить долгие суровые зимы плейстоцена. Но, как бы там ни было, «медведь… занял исключительное место во всем восприятии палеоантропа».[162]