Доисторические и внеисторические религии. История религий

Исследовав рвы и иные, чуть заметные ныне следы сооружений вокруг могильника Силбюри-хилл, Дэймс обнаружил, что они воспроизводят формы полулежащей или сидящей на корточках очень полной женщины, животом которой является курган-гробница. Археологу эта колоссальная фигура живо напомнила статуи и статуэтки «толстых дам» мегалитических святилищ Мальты (напр., статуи из Хагар Кима – Ħaġar Qim и гипогея), неолитических фресок Чатал Хюйюка и Хаджилара, находки на болгарском холме Пазарджик.

«Захоронение в утробе, – писала Мария Гимбутас, – аналогично семени, брошенному в землю, и потому вполне естественно ожидать появление новой жизни из прежней».[337] Всеобщая легенда о Хозяйке Горы, донесенная до русского ребенка сказами Бажова, является воспоминанием этой древней веры в рождающую к жизни и одновременно хранящую мертвых утробу богини земли.[338] Потому-то облик Хозяйки Горы двойствен – он несет успех, счастье, но одновременно от него веет могильным холодом.

Вход в подземные гробницы и святилища мегалита обычно делался преднамеренно затрудненным: войти можно только согнувшись в три погибели или даже ползком. Как правило, такой вход делался круглой или слегка эллипсовидной формы в двух плитах, отделявших от внешнего мира коридор галерейной гробницы, или гипогея. По мнению большинства археологов, так организованный вход с максимальной точностью воспроизводил наружные женские половые органы. Уподобление было не случайным и не несло никакого налета эротизма. Рождение из утробы Матери-Земли – дело столь же нелегкое, как и рождение ребенка из чрева матери на свет Божий. Это – «узкий путь» возрождения. Равно и живым дóлжно было не без труда из своего мира для погребальных и ритуальных надобностей входить в глубины материнского чрева.

В средневековой Европе долго сохранялось представление, что пройти через пещеру насквозь горы или через сквозное дупло старого дерева означает заново родиться, а спать в пещере – спать в утробе. С другой стороны, сонник Артемидора объясняет, что если привидится, что спишь с богиней, то, значит, скоро умрешь. Наши «куриные божки» – камни с дырками, которые так любят отыскивать дети, а потом носить на шнурке на шее, – тоже отдаленное воспоминание о древнем образе рождающей к новой жизни материнской утробы земли.

План многих скальных храмов-склепов Мальты, галерейных гробниц Британских островов и французского побережья Атлантики поразительно напоминает человеческую фигуру, нередко фигуру «толстой дамы». При этом вход в такой храм-гробницу всегда соответствует месту органов размножения в человеческом теле. «Много трудов предназначено каждому человеку, и тяжело иго на сынах Адама, со дня исхода из чрева матери их до дня возвращения к матери всех» [Сир. 40.1–2]. Эти слова еврейского мудреца эллинистической эпохи, Иисуса бен Сиры, доносят до нас древнейшее ощущение материнской утробы земли.

Мать умерших продолжает жить в преданиях многих европейских народов. В латышских песнях ее зовут «матерью могилы», «матерью песчаного холмика» (т. е. могильного холма). В ее руках ключи от могилы, и она приветствует умерших, вносимых через кладбищенские ворота. Она пляшет на могилах или впереди похоронной процессии.[339] Балтийский фольклор – наверное, самый архаичный в Европе – сохранил интереснейшие черты древнего культа великой богини. Ворота кладбища – это вход в ее утробу, последний символ, оставшийся от узкой щели, ведшей в мегалитическую галерейную гробницу. Примечательно, что часто на балтийских кладбищах нет ограды – только ворота. Это еще больше выявляет их не утилитарное, но религиозно-символическое значение. Ключи от могилы – это возможность возрождения, победы над смертью, которая пребывает в руках самой богини смерти, вернее, в ее утробе, ибо она – мать, имеющая возможность рано или поздно, но родить умерших. Танец на могиле, аналогичный знаменитой тандаве Шивы, разрушает смерть.

Иезуиты, проповедовавшие в Литве в XVII–XVIII веках, сообщали, что жмудь продолжает поклоняться Жемине, Матери-Земле, которую считают владычицей мертвых, но одновременно именуют «цветущей» и «проращивающей почки деревьев». «О мать, я изшел из тебя, ты носила меня, нянчила меня, и ты примешь меня вновь после смерти моей», – обращались литовцы к Жемине.[340]